Анастас Павлов - Капитан

- А где наша отрядная вожатая? - Он так и кипит от возмущения. - Пришла в начале года, мелькнула потом еще разочка два - и все, исчезла!

Класс совсем уж расшумелся. Теперь можно услышать лишь того, кто вопит что было мочи:

- Тихо!

Петух облегченно вздыхает.

- Почему ее не нарисуете в стенгазете? Почему, а?

- Тихо! Борис, сядь!

Капитан слегка дергает его снизу.

- В совете отряда, в редколлегии одни девчонки! - пронзительно выкрикивает Петька-Седой и тут же прячется за спины.

- Им, что ли, командовать над нами? - подхватывает его мысль Еж.

Старшая пионервожатая стучит.

- Тихо! По местам! Продолжай, Лена!

У той уже весь запал вышел, она продолжает упавшим голосом:

- Другие вместе ходят на экскурсии, в кино, устраивают игры...

- Это верно.

- ...отмечают дни рождения. А у нас? Ничегошеньки. Мы отряд только на бумаге.

Она останавливается. Заметив, что Петька-Седой корчится и кусает губы, говорит вожатой:

- Ой, смотрите, Пете плохо!

Капитан с Мичманом переглядываются. Ну, это уж совсем!..

Вожатая подходит к Петьке. Пионеры повскакали со своих мест, сгрудились вокруг Петькиной парты. А он закатил глаза - видны одни белки, не издает ни звука.

- Что с тобой, Петя?

- Ничего, - отвечает тот замирающим голосом. - Я досижу до конца... сбора...

- Какой он бледный! Какой бледный! - нагнетает панику Еж. Он с ногами взобрался на парту, перевесился через плечи других ребят.

- Болит у тебя где-нибудь? - Голос вожатой полон сочувствия и тревоги.

- Ox... немного.

- Он со второго урока мучается, - говорит Румяна. Короткие косички у нее украшены белыми бантами.

Ее заявление весьма помогает. Даже Султан, который был заранее предупрежден, что возможен трюк, и тот поверил.

- Где болит-то? - к ужасу Капитана и Мичмана, спрашивает он.

Вожатая гладит Петьку по русым волосам. "Со второго урока, а все же остался на сбор!" - с умилением думает она.

- Ох, тут вот, справа...

- Какой он бледный! Просто как мел! - продолжает Еж.

- Аппендицит! - ставит диагноз Султан. Только теперь он замечает отчаянные знаки моряков. Но воспринимает их как проявление недоверия.

- Точно, аппендицит, я от папы знаю.

Отец у него врач.

Вожатая просто теряется: что предпринять?

- Иди, Петя, - говорит она. - Кто живет недалеко от тебя?

- Я, - встает перед ней Еж.

- И я!

- И я!

Это Петух со Стручком.

- Проводить его, да? Я тоже живу рядом, - поднимается и Пират.

Вожатая внезапно перехватывает взгляды Седого и Пирата. Тень сомнения пробегает у нее в душе. Нет, нет, она не верит, что мальчики - в особенности Стоянчо (это Пират) - могут сейчас обманывать.

- Дома сразу ложись в кровать, и тут же вызовите врача, - советует она.

Седой, поднявшийся тем временем, с мученическим видом выслушивает ее и кивает. Он тащится к двери, поддерживаемый Ежом и Пиратом. Петух несет его портфель. На ходу он вздыхает, с благодарностью похлопывает Султана по плечу. Султан в умилении. Стручок остается на месте. Класс начинает успокаиваться, но тут вожатая решает дать еще одно очень важное указание. Вдруг Пете дома положат на живот теплое? Мать или бабушка. А от этого будет хуже.

И она отправляет вслед Стручка. Уже в дверях тот оборачивается и спрашивает:

- Может, ему холодное приложить?

- Ни холодного, ни теплого! Лежать и вызвать врача!

- Понятно.

Мичман выпускает воздух сразу из двойной шины. Он возмущен, но в то же время, и даже больше этого, восхищен:

- Ловкач!

4. В ПЛЕНУ У ПИРАТОВ

- Ловкач!

Петька-Седой устрашающе надвигается на Ваню. Бедный Юнга попал к пиратам в плен.

- Говори, где доска!

- Не знаю.

- Не знаешь? Вот я тебе сейчас расквашу нос! Ваню нынче пораньше пообедал и отправился к устью. Сел на дамбе, принялся ждать моряков. Небо над ним чистое, по-майски синее. Пахнет молодой травой и сыростью. Землекопы с кирпичного завода вскинули на плечи кирки и двинулись вверх по узкоколейке.

Малыш прошелся по дамбе, - скоро бате * Димо, машинист, проедет на своей дрезине с вагонетками. Поезд у него крошечный, будто заводная игрушка.

---------

* Бате - обращение к родственнику, который старше на несколько лет.

- Бате Димо-о-о! Покатаешь?

- В другой раз, Ваню.

- Ладно.

Бате Димо очень добрый, он несколько раз уже катал его.

Ваню вернулся к устью. Тут было очень интересно. Он собрал несколько сухих щепок. Пустил их по течению, старался как можно дольше не потерять из виду. Речка была еще мутной после вчерашнего дождя. При ее слиянии с Большой рекой щепки задерживались, скапливались, вертелись все вместе. Там, под старой вербой, нависшей над рекой, был скрытый водоворот. Когда-то, рассказывают, в него затянуло бродягу. Украл будто бы не то арбуз, не то курицу, а хозяин заметил и погнался за ним. А может, и ничего не крал, а побежал он из страха, как бы его не обвинили в краже. Кинулся он в воду, и его затянуло и закрутило, как щепку. На другой день прибило его к корням на острове. Ребята знали про это страшное место и сторонились его, хотя умели плавать.

У Ваню уже дней десять каникулы - малышню ведь гораздо раньше распускают. По утрам, пока старшие в школе, Юнга или болтался за кирпичным заводом возле бате Димо, или копал червей для рыбалки (самые толстые водились вот под этими камнями), или просто сидел где-нибудь, мечтая об Африке. Африка! Как-то он видел кино. В Африке...

Собака на кирпичном заводе зашлась в лае. Ваню выбрался на дамбу и оцепенел.

Из города вдоль узкоколейки двигался Цыган со своим псом. Это был самый здоровенный пес из тех, каких только Ваню приходилось видеть. Чистопородная овчарка, а звали его, неизвестно почему, Чико. Чико бежал вперед, возвращался, радостно подпрыгивал и опять бросался вперед. А на собаку с кирпичного никакого внимания. Чико был гордым и умным псом. Цыган обучил его разным "номерам". Пес носил ему садок для рыбы, исполнял всякое приказание. Еж говорил, что есть у Цыгана "секретное" слово: стоит произнести его - и Чико перекусит горло кому хочешь.

Ваню залег, потом ринулся вниз по склону дамбы. Чуть ли не на корточках перебрался через мостки. Быстро вскарабкался на толстенный вяз. На стволе было немало сучьев, и если знать, за какой из них взяться рукой и на какой опереться ногой, до первого разветвления можно подняться, как по лестнице. А дальше было еще легче - вяз густой и развесистый. Ваню высоко забрался, притаился среди листвы.

Цыган был уже на дамбе. Ходил он по-особенному - словно на цыпочки поднимался на каждом шагу. Совсем как Чико, будто перенял его походку ловкую, крадущуюся. И еще он то и дело озирался, глаза беспокойные. Сколько ему лет, никто не знал: он несколько раз был второгодником, а потом и вовсе бросил ходить в школу.

- К чему мне это? Я в профессора не собираюсь, - отвечал он, когда его спрашивали.