Андрей Пумпур - Лачплесис

Кто это ночью бродит у замка?..

В полночь без скрипа дверь отворилась.

Спидала вышла неслышно из двери.

В чёрном была она одеяньи,

А на ногах золочёные туфли,

Волнистые косы распущены были,

Тёмные очи сияли, как свечи.

Длинные брови земли доставали.

В руке у неё клюка колдовская...

Там под забором колода лежала...

Спидала села на эту колоду,

Пробормотала слова колдовские,

Хлопнула трижды колоду клюкою;

В воздух поднялась кривая колода...

Ведьма, шипя и свистя, улетела.

Лачплесис долго стоял у забора,

Долго глядел вослед улетевшей.

Он бы и сам полетел за нею,

Чтобы проникнуть в ведьмовские тайны.

Только не знал он, как это сделать.

Так он ни с чем к себе и вернулся.

Поутру Лачплесис, выйдя из дому,

На прежнем месте увидел колоду.

Он разглядел, подошедши поближе,

Дупло большое в стволе её древнем.

Мог человек в том дупле поместиться.

Сразу решенье созрело в герое.

Вечером, только от ужина встали,

Гость поспешил в свою опочивальню.

Куньего меха шапку надел он,

Вышел из замка, мечом опоясан,

В дупло коряги влез, притаился,

Спидалу там поджидая спокойно.

Спидала снова в полночь явилась,

В чёрное платье ведьмы одета,

Села, ударила трижды клюкою,

В воздух взвилась на огромной коряге

И полетела, шипя, над лесами,

Куда и ворон костей не заносит.

Звери да птицы в старину умели

Говорить по-нашему; сошлись, зашумели,

По приказу Перконса все собрались в стаи

Даугаву великую копать вместе стали.

Лапами копали, клювами клевали,

Рылами рвали, клыками ковыряли.

Только Пава не копала, на горе сидела.

И спросил у Павы чорт, бродивший без дела:

"Где же остальные звери-птицы пропадают?"

"Птицы все и звери Даугаву копают".

"А чего ж тебе итти копать не хочется?"

"Да боюсь - сапожки жёлтые замочатся".

Столковались чорт и Пава и под Даугавой поямо

Стали рыть и вырыли бездонную яму.

А как воды Даугавы в яму заструились,

Звери с перепугу говорить разучились,

Стали разбегаться, начали бодаться,

И кусаться, и лягаться в свалке, и клеваться.

Кони ржали, кошки жалобно мяукали,

Каркали вороны, совы гукали,

Волки и собаки выли, буйволы мычали,

Свиньи хрюкали, визжали, медведи рычали.

Филины ухали, кукушки куковали,

Мелкие птахи песни распевали!

Поглядел на землю Перконс в изумлении,

Видит суматоху, драку и смятение.

Он ударил черта громовой стрелою,

Даугаву заставил течь стороною,

Окружил он яму крутыми берегами.

А павлин с тех пор гуляет с чёрными ногами.

Люди этой местности до сих пор чураются.

Ночью там видения путникам являются.

Расплодилась нечисть разная в пучине.

"Ямой чортовой" зовётся местность та доныне.

В этом самом месте Спидала спустилась;

Долго она средь ясных звёзд носилась.

Задыхался Лачплесис в колоде той пузатой,

А вокруг метались пукисы хвостатые;

И несли на крыльях мешки большие денег,

А за ними сыпались искры, словно веник.

За витязем ведьмы мчатся, визжат, догоняют,

Голова его кружится, дыханье спирает.

Коли б он в колоде хоть раз пошевелился,

Сразу бы заметили - и с жизнью б он простился.

Дюжина колод летучих наземь опустилась,

Дюжина наездниц в тёмной яме скрылась.

Огляделся витязь - край ему неведом

И спускаться в яму стал за ними следом.

В яме тьму густую, как смолу, колышет,

И свищут повсюду летучие мыши.

Слабым огоньком блеснула пропасть чёрная.

Лачплесис пещеру увидал просторную.

Грудами диковинные там лежали вещи:

Черепа и кости, кочерги и клещи,

Оборотней шкуры, маски, вёдра ржавые,

Сломанные вилы и мешки дырявые,

Битые горшки и прочие пожитки,

Книги в чёрных досках, скоробленные свитки,

Древнее оружье с драгоценными оправами,

А углы завалены колдовскими травами.

А стенные полки полны туесками,

Коробьями, склянками, горшками, котелками.

А среди пещеры яркое блестело

Пламя, озаряя купол закоптелый.

Над огнём котёл кипел, на крюке подвешенный,

Чёрный кот костёр кочергой помешивал.

Жабы и гадюки ползали по полу,

Совы от стены к стене шарахались сослепу.

В груде трав сушёных Лачплесис укрылся.

Но невольно всё же он устрашился,

Как заворошились груды этой нечисти,

Зашипели, дух учуяв человеческий.

Тут из дверцы низенькой старушонка скрюченная

Выскочила, крикнула: "Ах, вы, мразь ползучая!

Кто чужой вошёл сюда,- шею сам свернёт себе!"

Черпаком мешать в котле стала ведьма старая.

Приговаривая: "Время ужинать",

Трижды черпаком она о котёл ударила,

И двенадцать девушек из тёмной боковухи

С ложками и плошками вышли к старухе.

Получили варево. Витязь разглядел его,

Чёрной колбасы кусок, малость мяса белого,

Словно поросёнок, показалось витязю.

Тут в пещеру новую двери отворили.

Стены той пещеры цвета крови были.

И стояла средь пещеры кровавая плаха.

И торчал топор в ней,- вогнанный с размаха.

В той пещере двери новые открылись.

И туда с горшками мяса ведьмы удалились.

Лачплесис за ними прокрался незаметно.

Белые там были стулья, стол и стены.

Две большие печи по углам стояли.

Был горох в одной, в другой - уголья пылали.

Ведьмы молча сели, занялись едою.

За едой не молвили слова меж собою.

Дальше дверь открылась в новые покои.

Жёлтыми там были стены, свод, устои.

Там двенадцать пышных постелей стояли.

Ведьмы поели, косточки прибрали.

"Ну, пошли на кухню, - старая сказала,

Надобно глаза вам протереть сначала.

Женишки-молодчики вскорости появятся,

И пора красавицам к встрече приготовиться".

Лачплесис поспешно на кухню воротился,

В груде трав сушёных с головой зарылся.

Тут на полку старая за горшочком слазала,

Веки птичьим перышком девушкам помазала.

И опять ушли они безмолвной вереницей.

Витязь этим перышком мазнул себе ресницы.

Будто пелена в тот миг слетела с вежд его,

Всё он начал видеть иначе, чем прежде.

Он в котле, где стыли ужина подонки,

С ужасом увидел детские ручонки.

И не колбасы там чёрные плавали,

А змеи чёрные в подливе кровавой.

Дальше пошёл он - в первые двери.

Всё из красной меди было в той пещере.

В плахе топор торчал с медной рукоятью.

А на что он нужен, было непонятно.

Всё в другой пещере серебром блистало:

Стол и подсвечники, стулья и стены.

То же, что казалось белыми печами,

Стало вдруг серебряными шкафами.

Серьги и перстни в одном, как жар, горели,

А в другом - мерцали груды ожерелий,

В третьей пещере всё было золотое,

Стены и своды и сводов устои.

Меж колонн сияли золотом постели.

На постелях красные покрывала рдели.