Джанни Родари - Грамматика фантазии (Введение в искусство придумывания историй)

Мне лично очень импонирует принцип "Театр - Игра - Жизнь", но не менее ценным кажется мне и предложение Паренти задуматься о "грамматике театра", это помогло бы ребенку-выдумщику расширить свой горизонт. После первых импровизаций, чтобы игра не замерла, надо ее чем-то насытить, обогатить.

Свобода нуждается в поддержке "техники"; обеспечить их равновесие трудно, но необходимо. Это говорил еще Шиллер.

Добавлю, что я сторонник и театра для детей, театра юного зрителя, если бы такой был в Италии, разумеется, он удовлетворял бы другие культурные запросы, не менее насущные.

"Детский театр" и "театр для детей" - театры разные, но одинаково важные, если и тот и другой служит, умеет служить детям.

Фантастическое товароведение

Скромный трактатик по "фантастическому товароведению" (см. главу 26) заключен в моей книжечке "Путешествия Джованнино Пердиджорно" ("Ванечки Бейбаклуши"). Где только не побывал ее герой: у человека из сахара, на планете из шоколада, у людей из мыла, у людей изо льда, у людей из резины, у людей-облаков, на грустной планете, на юной планете, у "самых-самых" (то есть у самого сильного человека, у самого толстого, самого бедного и так далее), у людей из бумаги (в линейку и в клеточку), у людей из табака, в стране без сна (где колыбельную заменяет звон будильника), у людей из ветра, в стране "ни" (где не умеют говорить ни да, ни нет), в стране без единой ошибки (то есть в такой, какой пока нет, но какая, возможно, будет). Я напоминаю здесь об этой книжонке не только для саморекламы, но и потому, что многие дети, едва на нее глянув или просмотрев первые страницы, словом, даже не дочитав до конца, принимались выдумывать страны и людей из самых немыслимых материалов, от алебастра до ваты и... электроэнергии!

Овладев идеей и замыслом, дети стали обращаться с персонажами по-своему, так, как они обычно обращаются с игрушками. Если книга вызывает желание играть - значит, она имеет успех, так мне кажется.

Матерчатый мишка

(см. главу 31)

Существует немало убедительных объяснений, почему в мире игрушек так много мохнатых и матерчатых мишек, резиновых собак, деревянных лошадок и других животных. Каждая игрушка выполняет свою эмоциональную роль, что уже было проиллюстрировано на примерах. Ребенок, прихвативший с собой в кроватку матерчатого или мохнатого мишку, вправе не знать, зачем он это делает. Мы же более или менее знаем. Ребенок получает от игрушки то тепло и покровительство, которые в данную минуту не могут дать ему самим фактом своего физического присутствия отец и мать. Деревянная лошадка-качалка, возможно, как-то связана с восхищением кавалерией и где-то подспудно, по крайней мере в давние времена, с воспитанием в военном духе. Однако для исчерпывающего объяснения отношений, связывающих ребенка с игрушкой в виде животного, наверное, следовало бы заглянуть еще дальше, в глубь веков. В далекие-далекие времена, когда человек приручил первых животных и когда рядом с жильем семьи или племени появились первые детеныши-щенята, которым так хорошо расти вместе с детьми. Или еще дальше, в глубины тотемизма, когда не только малое дитя, но все охотничье племя имело животного покровителя и благодетеля, которого они провозглашали своим предком и именем которого себя называли.

Первый контакт с животными носил магический характер. Теория о том, что ребенок, развиваясь, возможно, переживает эту стадию, в свое время показалась кое-кому заманчивой, но для нас не совсем убедительной. Однако что-то от тотема есть в игрушечном мохнатом медвежонке; да и край, где обитает медведь, в чем-то мифический, хотя он отнюдь не плод фантазии, а вполне доступная реальность.

Ребенок, став взрослым, забудет своего "медведя для игры". Но не совсем. Добродушное животное продолжает нежиться где-то внутри него, как когда-то в теплой постели, и в один прекрасный день нежданно-негаданно выпрыгнет наружу, для незоркого глаза неузнаваемый...

Так, мы с удивлением обнаружили его в книге В.Гордона Чайлда "Человек создает себя сам" ("L'uomo crea se stesso", Einaudi, Torino, 1952). Автор рассуждает совершенно о другом:

"Какая-то степень абстракции присуща любому языку. После того

как мы изъяли понятие медведя из его родной стихии, из реальной

обстановки, и лишили его многих свойственных ему одному атрибутов,

можно сочетать это понятие с другими, столь же абстрактными, и

придать ему иные атрибуты, даже если такого медведя в такой

обстановке и с такими атрибутами вам видеть никогда не доводилось.

Можно, например, говорить о медведе, обладающем даром слова, или

описать его играющим на музыкальном инструменте. Можно прибегнуть

и к игре словами, она будет содействовать появлению мифов или

магии, но может привести и к изобретению, если то, о чем вы

говорите или думаете, реально осуществимо, поддается опробованию.

Сказка о крылатых людях намного опередила изобретение летательного

аппарата, которое оказалось возможным реализовать на практике..."

Прекрасное высказывание! О важности игры со словами в нем говорится даже больше, чем может показаться на первый взгляд. Не один ли и тот же это человек - тот, первобытный, наделявший даром слова медведя, и малыш, заставляющий своего мишку разговаривать во время игры? Можете побиться об заклад - и не проиграете! - что в детстве Гордон Чайлд любил играть с мохнатым медвежонком и что рукой его, когда он писал эти строки, водило подсознательное воспоминание о нем.

Глагол для игры

(см. главу 33)

"Дети знают кое-что поважнее, чем грамматика", - писал я 28 января 1961 года в статье, опубликованной газетой "Паэзе Сера". Статья была посвящена "несовершенному прошедшему времени", которое они употребляют, "входя в воображаемую роль, вступая в сказку; происходит это на самом пороге, покуда идут последние приготовления к игре". Это "несовершенное прошедшее время", законное дитя формулы "жил-был когда-то", с которой начинаются сказки, в действительности - настоящее время, но особенное, придуманное: это - глагол для игры, с точки зрения грамматики "историческое настоящее время". Однако словари и грамматики этот особый случай употребления "имперфетто" явно игнорируют. Чеппеллини в своем практическом "Грамматическом словаре" перечисляет целых пять случаев употребления "имперфетто", причем пятый случай сформулирован как "наиболее классический, применяемый при описании и в сказках", но насчет применения "имперфетто" в игре - ни слова. Панцини и Вичинелли (см. словарные статьи "parola" (слово) и "vita" (жизнь) чуть не сделали решающий шаг - сказали, что "имперфетто" описывает волнующие моменты реминисценций и поэтических воспоминаний, и подошли к открытию почти вплотную, когда напомнили, что "fabula", откуда произошло слово "favola" (сказка), ведет свое начало от латинского "fari", то есть разговаривать, "сказывать": сказка - это "то, что сказано"... Но дать определение "имперфетто фабулативо" ("имперфетто, употребляемого в сказках") не смогли.