ВЛАДИМИР СИНЕНКО - ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ

Влажный ветер стегал стеблями полыни по сапогам, звенел в ушах. Ноги Федора вязли в размоченной дождями глинистой земле.

Длинное украинское село. Мазанки под соломенными стрехами, журавли во дворах, на суковатых кольях сохнут крынки и горшки.

Догнал воз, запряженный волами. Рядом мужик в барашковой шапке.

— Село Железное? — спросил Федор.

— Эге. А ты, чоловиче добрый, кого тут шукаешь? — И хлестанул серого вола батогом. — Гей, Половый, цоб-цоб!

— Мне к станции. Далеко еще?

Дядько задумался, словно решал сложную задачу. Наконец выскреб из лохматого затылка ответ:

— Пожалуй, верста с добрым гаком. Иди этой улицей до майдана, где лавки с товаром. Напротив них расправа, вот там и сверни в проулок... А дальше мосточек. От него до чугунки рукой подать.

— Расправа... Это еще что такое? — удивился Федор.

— Чи ты, часом, не с дуба упал? Расправа — то волостное управление, где старшина и сотские чинят над нами неправый суд. Кто подати не оплатил, кто спьяну подрался или закон порушил... Оглядев прохожего в потрепанной одежке, вздохнул сочувственно: — А то и беспачпортных бродяг сажают в холодную...

— В Железном есть тюрьма?

— Тюрьма? — удивился селянин. — Тюрьма в городе! А у нас затолкают в подвал волостного правления, и гляди на волю через решетку... Не дай боже попасть в ту яму на хлеб и воду! Еще и палок дадут...

— Царская милость, — кивнул Федор. — Их величество— что кот в кладовке: кого словил, того и съел! Но еще прижмут ему и панам хвосты!

Селянин озадаченно смотрел вслед языкатому парубку. Не боится, вражий сын, такое говорить! «Прижать хвосты»... Верно, развелось панов, как тех собак. Только запуганы люди насмерть... Хоть и повесят помещика, а ты еще дня три будешь стоять перед ним, сняв шапку, — вдруг оборвется?

На площади дом с синей вывеской и орлом. Волостное правление. Одноэтажное кирпичное здание, крыльцо с навесом, а на его ступеньках просители. Нет и подвальных окон, на фасаде, значит, они выходят во двор.

Не сбавляя шага, Сергеев деловито вошел во двор «расправы».

В глубине конюшня. У коновязи лошади с торбами овса на мордах, под забором грязная бричка. Значит, старшина в селе.

Глянув направо, Федор увидел ступеньки в подвал, дверь, перекрытую железиной, а на ней замок, как на лабазе. По бокам окошечки-амбразуры. Через них в подвал текут дождевая вода и навозная жижа. Прав хлебороб — мокрая яма!

Встав в простенок между окнами так, чтобы его не заметили из помещения, Федор наклонился и тихо позвал:

— Гриша... Петровский, ты здесь?

Обождал немного и снова:

— Откликнись, Григорий! Есть тут люди?

Зашелестела солома, из-за решетки глухо донеслось:

— Ты, Артем? С ума сошел... Тебя же схватят!

Лицо щербиновского слесаря стало землистым, щеки ввалились, только глаза горят. В бороде соломинки, весь обмяк, осунулся. Держать больного человека осенью в сырой и черной яме!

— Видел ли Домнушку, Петьку? — спросил Григорий.

Федор кратко рассказал. У жены начались схватки. Фельдшер обещал устроить Доменику после родов у себя нянькой, а Петьку приютила соседка. Моисеенко, Фома и Крикун благополучно скрылись. Но где Нестеров и Соколов?

— Понятия не имею, — сказал Петровский. — До Железного нас везли вместе, а больше я их не видел.

На требования Григория вызвать прокурора и отправить его в город старшина лишь ухмыльнулся: «Сиди, крамольник, и жди! Пока нет приказания...»

Федор мучительно соображал. Что предпринять?

— Артем... — начал снова Григорий и вдруг зашелся кашлем. — Выручай, друг! Двигай скорее в Бахмут — пусть меня заберут в уездную тюрьму, там хоть сухо и тепло. Товарищи помогут.

Федор насторожился. Кто-то вошел во двор через ворота. Человека еще не видно, но лошади повернули головы к улице, стригут ушами. Если стражник, чем объяснить свое присутствие здесь?

И Сергеев распустил на штанах поясок.

Кучер старшины остолбенел, увидев такое. Даже не поверил глазам. Но поза незнакомца красноречиво говорила о его наглых намерениях.

— Ах ты ж, сволота! Только и места, что под окном у самого головы? Весь двор проклятые бродяги загадили! Шатаются с рудника на рудник, .никак не подыщут работы полегче... Кто таков?

Федор снова затянул на брюках поясок:

— Орешь как резаный! Схватило живот, а до оврага добежать не успел... Понятие надо иметь. Двор-то не твой — казенный.

— Убирайся к чертям, не то в холодную запроторю! — завопил усач.

Провожаемый руганью кучера, Федор подался к станции напрямик через поле. До Бахмута — можно зайцем на поезде, а то и пешком.

В Бахмуте организация РСДРП была невелика, но все приняли горячее участие в судьбе Петровского. С помощью местного адвоката-либерала уже на третий день Григория водворили в городскую тюрьму, дали делу ход.

Адвокат выяснил и причину ареста Петровского.

Екатеринославскую охранку давно бесили подпольные листовки в захолустных Нелеповских хуторах. Но слежка за шахтерами не дала полиции нити. Подстегнула охранников депеша из столичного департамента: «Под любым предлогом изолировать активистов партии, даже отсидевших срок, ибо весь промышленный юг России объят огнем волнений».

И вдруг шпики наткнулись на домашнюю фотографию: вечеринка у либерального щербиновского инженера Прядкина. Жандармы присмотрелись к ее участникам и ахнули: уж очень один из них похож на упущенного ими Петра Моисеенко! И Петровский, оказывается, не просто слесарь Гришка, а член екатеринославского комитета РСДРП.

Но что даст арест, если нет доказательств причастности к «преступному сообществу»? И жандармы решили расправиться с подпольщиком испытанным способом. Петровский слаб здоровьем и долго не выдержит в мокрой яме села Железного.

Однако этот замысел охранки провалился.

Очутившись в Бахмутской тюрьме, Петровский потребовал освобождения. Теперь долго его держать не будут. Улик-то нет!

Двор депо затянут сизой дымкой. Здесь, на станции Елисаветграда, пристанище хворых паровозов. Оно сложено из кирпича и высится над приземистыми строениями.

Депо выстроено дугой. На фасаде шесть высоких ворот, перед зданием поворотный круг. Заехавший на круг паровоз может быть повернут или поставлен в одном из просторных «стойл» депо. Сюда, на промывку котла, на ремонт и замену колесных пар, вкатывают больные паровозы. Работают железнодорожники днем и ночью, даже в праздники.

Однако сегодня ворота депо наглухо закрыты, во дворе никого нет. Лишь в тупичке, где выгребают из паровозов золу и шлак, сонно посапывает и чадит прозрачным дымком из высокой трубы маневровая «Овечка» — скромный паровозик серии «Ов».

Пасмурный день клонится к вечеру.