Наталья Соломко - Пожарный кран No 1

- Молодец! - похвалил Михаил Павлович. - Я и не знал, что он такой решительный человек.

- Я вас очень прошу, - умоляюще заговорил Павлик. - Поговорите с Юлькой... Я же за ней приехал! Скажите ей, чтоб перестала дуться! Ну, я виноват, признаю, ну, уехал, оставил ее одну...

- Не одну, а с сыном, - угрюмо уточнил Михаил Павлович.

- Я понимаю, конечно, ей трудно было. Но я ж не гулять уехал, я в кино снимался! Объясните ей это!

- Не буду, - покачал головой Михаил Павлович, и лицо у него было горестное. - Я тебе не помощник.

- Ну, почему, Михаил Павлович? За что вы все на меня?

Михаил Павлович молчал и становился все угрюмей. Наконец он сказал:

- Потому что ты, Павлик, предатель. И правильно тебя Славик гоняет! И мне на глаза лучше не попадайся, вот что я тебе скажу!

И Михаил Павлович грохнул трубкой.

- Что с вами? - испугался Сергей Борисович. - Вам плохо? Может, валидол дать?

- Спасибо, - отозвался Михаил Павлович. - Не ищите, у меня свой есть.

Он подошел к окну, прижался лбом к ледяному стеклу.

- А какие все добрые, верные... - тоскливо пробормотал он. - Пока не вырастут. И ведь всегда надеешься, что вырастут людьми!

- Ах, Михаил Павлович, ну стоит ли так переживать из-за пустяков! неодобрительно качнул головой директор. - Поссорились - помирятся, чего не бывает! Радоваться надо, что ваш воспитанник стал известным артистом, а вы... Стоит ли принимать все так близко к сердцу. Оно ведь у вас не железное.

- Вы полагаете? - с печальной усмешкой спросил Михаил Павлович.

- Беречь себя надо! - наставительно ответил Сергей Борисович. - Два инфаркта - это не шутки!

ЧТО ТАКОЕ ИНФАРКТ

- Инфаркт - это что? - настороженно спросила Анька. Слово это показалось ей смутно знакомым, и отчего-то тоскливо стало на душе.

- Болезнь такая - трещина в сердце, - объяснил Айрапетян. - У моей бабушки тоже был инфаркт, только один пока...

- А всего их сколько?

- Три.

- А потом?.. - Анька испуганно заглянула Айрапетяну в глаза.

- Потом умирают...

И Анька вспомнила, откуда она знает это слово: папа умер... Лежал с закрытыми глазами на диване и молчал. А мама стояла у окна и плакала...

А Анька не плакала: она ведь сразу догадалась, что это - не папа, это ненастоящий кто-то лежит на диване и молчит... Очень на папу похожий, у него родинка на щеке и морщинки у глаз - совсем как у папы... Но это - не он. Анька папу чувствовала: идет папа с работы, входит во двор, Анька не видит его, но знает: он сейчас придет - потому что на душе у нее вдруг становится радостно и тепло, будто Анька и папа связаны какой-то невидимой ниточкой... А этот, который лежал на диване, никакой не папа, Анька смотрит на него - и внутри у нее никакой радости, пусто...

А в доме ходили на цыпочках и говорили: папа умер...

А как это - умер? Где он?

Но никто не мог объяснить это Аньке, а в комнатах почему-то пахло праздником Новым годом, хотя до Нового года было еще далеко...

Потом пришли люди - много, так, что стало тесно, и того, ненастоящего, положили в длинный деревянный ящик, обитый черной материей, и с музыкой понесли по улицам.

Была осень, серый, скучный день. Небо висело прямо над крышами, из него падал первый снег. Он несся тяжелыми липкими хлопьями - на деревья, на дорогу, на плечи и лица - и сразу таял...

Только у ненастоящего папы все лицо было в снегу.

На кладбище уже выкопали глубокую яму. Анька подошла и заглянула... На дне стояла лужа.

- Девочка, подойди и поцелуй папу! - велел Аньке незнакомый дядька с черной повязкой на рукаве и подтолкнул к черному ящику. Наверное, он был тут начальником: все время командовал, кому что делать.

- Это не папа! - сердито ответила Анька и стояла, смотрела, как ненастоящего заколотили в ящик и стали спускать вниз, в лужу.

А снег все шел...

Откуда-то появились еще три дядьки, с лопатами, и быстро-быстро закидали яму желтой мокрой глиной.

- Родственники, кладите венки! - скомандовал начальник.

Грязный желтый холм пропал под еловыми ветками.

Из веток выглядывал папа...

Мама и соседка бабушка Егорьева плакали, остальные стояли тихо, с печальными лицами, а папа весело улыбался Аньке среди веток...

И больше она никогда, никогда папу не видела.

Вот что такое инфаркт. Нет, не хотела Анька, чтоб и Михаил Павлович пропал вот так же...

ЧУЖИЕ НЕСЧАСТЬЯ

- Всем переодеваться! - скомандовал Мотя, а Анька не пошла спряталась в репетиционной за диваном.

Сидит на полу и думает, как спасать Михаила Павловича.

Мысли у Аньки прыгают, скачут, вовсе пропадают из головы. Так всегда бывает, когда надо додуматься до самого главного.

"Инфаркт - это трещина в сердце, а Вовка на елку все равно придет!.. - скачут Анькины мысли. Анька изо всех сил сжимает голову руками, думать становится легче. - Всего их бывает три, а потом... Нет, про это думать не буду! Отчего они бывают, инфаркты?"

Этого Анька не знает, и спросить не у кого.

"Все уже переодеваться пошли, опоздаю... - это опять мысли скачут. А сердце - не железное... Трещина... Стоп! - Анька замирает. - Как это он сказал?! Что-то такое про "близко к сердцу"?..

Анька зажмурилась, напряженно морщит лоб: надо вспомнить, как директор сказал Михаилу Павловичу... Ну?!

"Не принимайте все несчастья так близко к сердцу!" - вот как он сказал! В голове у Аньки будто лампочка зажглась - так вдруг все стало понятно. И припомнилось, как в прошлом году одного мальчишку хотели отправить в колонию. За то, что он магнитофоны в школе украл.

А это и не он совсем украл. Это Чапа украл. Но Чапа того мальчишку все время бил и запугал до того, что мальчишка пошел и сказал на себя. Все ребята во дворе это знали, но молчали: кому охота с Чапой связываться, он большой, страшный...

А Анька случайно Михаилу Павловичу проговорилась.

До сих пор она помнит, как он тогда взглянул.

- А ты почему молчала?

- Зачем я буду говорить? - удивилась Анька.

- А если бы такое с кем-нибудь из наших?!

- Другое дело, - ответила Анька. - Тогда бы я обязательно сказала.

- Ясно, - вот тут Михаил Павлович и взглянул на нее так... Будто хотел навсегда раздружить с Анькой. - Чужие, значит, пускай пропадают? спросил.

Анька молчала.

- Знаешь, где этот Чапа живет? Пошли!

И они пошли к Чапе. А когда привели Чапу с магнитофонами в милицию, он заревел. И совсем он был не страшный! Противный, трусливый, носом шмыгал.

А Михаил Павлович кричал на какого-то милиционера:

- Обрадовались, что разбираться не надо, затюкали невиноватого, а этот юный негодяй живет припеваючи и смеется! Для этого вас тут поставили?!

Потом еще к тому мальчишке пошли, к Моте...

Ну, вот какое Михаилу Павловичу до него было дело, он ведь, Мотя-то, еще тогда в театр не записался. Сейчас-то поглядишь на него и не подумаешь даже, какой он год назад был тихий и перепуганный.