Галина Васюкова - Золотые росы

- Вот, Саша, к нам в колхоз товарищ корреспондент из областной газеты. Я как раз в правлении была... Ну, прошлись с ним по колхозу, а потом... поехали сюда... - сказала она.

Отец нахмурился.

- Сивцов, - отрекомендовался приезжий, пожимая отцу руку.

- Кто, кто он такой? - допытывалась Зинка.

- Ты же слышала - Сивцов, - сказал Ленька.

- Да я не про фамилию. Твоя мать его как-то иначе назвала. Кор... кор... пойдет... - силилась она вспомнить непонятное слово.

В это время к нам подбежал запыхавшийся Федя.

- Фу ты, не успел! - сказал он, отдуваясь.

- Чего не успел? В самый раз, - успокоила его Зинка. - Вот только что подъехали, без тебя еще ничего не начинали...

- Да молчи ты, если не соображаешь, - зашептал Федя. - Я их еще возле правления встретил. Они как приехали, так и полезли везде фотографировать, а председательша, Елена Сергеевна, говорит: "Беги, Федя, предупреди Егорыча, что из газеты приехали". Я побежал в первую бригаду, а мне сказали - сюда уехал... Пока добежал, а они... вот, явились... - вздохнул он огорченно.

Между тем корреспондент уже вынул из кожаной сумочки фотоаппарат и, покручивая его, весело говорил:

- В этом году вы по району первые с уборкой хлеба управились. Того и гляди вообще на первое место выйдете.

- Рано еще толковать об этом, - хмурясь, возразил отец.

- Ничего не рано. Есть у вас такие возможности, - сказал Сивцов.

Отец усмехнулся.

Все собрались вокруг и, прислушиваясь к разговору, тоже улыбались.

- Ну, так я того, пойду, - сказал вдруг отец Павлика, поддергивая штаны.

Никто не обратил на него внимания, и он незаметно ушел.

- Оленька, бегите домой переоденьтесь, - наклонясь ко мне, шепотом сказала мама. - Красное платье надень, в горошек. Да умойся...

Мы не стали долго расспрашивать, что к чему, и помчались с Ленькой переодеваться.

Когда мы вернулись, корреспондент, щелкая аппаратом, фотографировал молотьбу.

Потом начал фотографировать колхозников, группами и в одиночку.

Я потянула Зинку за скирду и сунула ей в руки две оранжевые ленты.

- На, заплетись.

- Зачем? - удивилась Зинка.

- На всякий случай. Может, и нас сфотографируют...

Зинка неумело начала заплетать свои непослушные вихрастые волосы. Вдвоем мы кое-как справились с ними, и она стояла, как деревянная, боясь нарушить всю эту красоту.

Фотографироваться нас пока никто не приглашал. Нам надоело стоять и ждать.

- Пойдем съедем разок, - предложила Зинка.

Забыв про косы, она первая полезла на скирду. Я - за ней, Ленька тоже не отставал. Наверху Зинка подобрала под себя платье, села и - ж-жих! ловко съехала вниз. Не долго думая, я тоже уселась на свое горошистое платье и скользнула вслед за Зинкой. В ту же секунду я почувствовала, как подо мной что-то треснуло. Оказавшись на земле, вскочила и глянула сзади на свое платье. Оно было разорвано до самого низа и болталось треугольником. Подняв глаза, я увидела прямо перед собой корреспондента. Взглянув на нас с Зинкой, он улыбнулся и сказал:

- Ловко!

Я молчала, держась за платье.

- Давайте сфотографирую, - сказал корреспондент.

Увидев, что нас собираются фотографировать, не решавшийся до этого съехать Ленька мигом оказался внизу.

Корреспондент поставил нас всех под яблоней и навел аппарат. Я стояла с несчастным видом, придерживая сзади разорванное платье, и думала о том, что дома мне непременно попадет...

Через несколько дней отец привез из города целую пачку фотографий. Там были колхозники возле молотилки, возле скирды с соломой, Коля возле лошади, тетя Маша на ферме, Громик, девушки с телятами и даже дед Савельич со своей трубкой. А на одной фотографии были мы: Федя, Зинка, Ленька и я.

У Леньки было испуганное лицо - после полета со скирды, Федя стоял, важно вытаращив глаза, а Зинкины косички торчали в стороны, как палки. Я, казалось, готова была заплакать: нос морщится, уголки губ опущены. Взглянув на фотографию, мама рассмеялась:

- Нет, вы только посмотрите, какое выражение лица у этой девчонки!

"Интересно, какое бы у вас было выражение, если б вас фотографировали с разорванным сзади платьем?" - подумала я.

КОРШУН

Дрожат на холодном ветру тоненькие березки. Ветер безжалостно треплет их желтые совсем реденькие косынки. И яблони стоят печальные, притихшие, с натруженными корявыми сучьями. Согнулась, сгорбилась потемневшая мокрая баня. Где-то за нею, в роще, живет хищный коршун. Он стрелой вылетает оттуда и, распластав огромные крылья, медленно кружит над садом. Бархатная шейка издает тревожный клич, и вся ее пестрая семья рассыпается кто куда. Самый маленький и пронырливый петушок, которого бабушка почему-то прозвала Симонькой, норовит заскочить в сарай. Там много соломенной трухи и мякины и коршун не достанет, и можно кое-чем поживиться. Рябушка, Шелковая шейка, Белянка и остальные разбегаются по кустам.

Все они ростом почти со свою мать. Особенно похожа на нее Шелковая шейка. Только у нее горлышко перевязано золотистой, как шелковой, косыночкой, а сама она вся черная. В кустах ее почти не видно. Ничего не высмотрев, коршун улетает.

- Давай подкараулим его, - говорит Ленька. - А прилетит - камнем!..

Но я во двор не иду, мне некогда. Я сижу за столом и, высунув кончик языка, усердно вывожу палочки и крючки.

С этой осени я уже хожу в школу. Учительница Серафима Ивановна, у которой я учусь, очень строгая, да и сам папа каждый вечер проверяет мою тетрадь. Мама наша уехала в город. Она там работает, а мы всю неделю одни с бабушкой. В субботу папа на Громике привозит маму домой, и у нас праздник. Мама всегда привозит булку белого хлеба и "клубнику" с повидлом. "Клубника" - эта такая фарфоровая масленка в виде ягоды. Вместо крышки у нее фарфоровый зеленый листочек с хвостиком, за который открывают. Даже наша Лилька знает эту "ягоду" и, увидев ее, всякий раз радостно хлопает ручонками.

Теперь, когда мама пошла работать, нам стало легче. Иногда она привозит сахар, хлеб и обещает купить мне скоро новое платье. Только скучно без нее, особенно Леньке, который целыми днями сидит дома. Утром бабушка будит меня чуть свет, и мы вместе с папой уходим из дому: папа - в колхоз, а я - в школу.

Придя домой, я сажусь за уроки, а Ленька вертится вокруг, ожидая, когда я освобожусь.

Я пишу. Лиля учится ходить. Держась за табуретку, она топчется на месте, целясь дойти до скамейки. Потом бросает табуретку и, быстро семеня ножками, мчится вперед. Благополучно достигнув какого-нибудь предмета, она хватается за него руками и, глядя на нас, радостно смеется.

Одному Леньке нечем заняться. Он сидит на подоконнике и во все горло распевает свои странные песни:

Плывут по небу облака,

Куры ходят по двору,

Коршун кружится над садом

Хочет курицу украсть...