Кэти Кэссиди - Черри влюбилась

Сейчас, однако, выбора у меня нет. Я не могу прятаться под одеялом вечно, хотя в данную минуту только этого и хочется. В комнате-башенке тихо, а чуть раньше раздавалось сопение, торопливые вздохи, стук выдвигаемых ящиков, шелест и пшиканье. Кажется, Ханни ушла.

Отогнув уголок одеяла, я с опаской выглядываю наружу. На горизонте чисто. Проворно встаю с кровати, беру светло-голубые джинсы, майку, свежее белье и шлёпаю в ванную. В зеркале отражается утомлённая грустная мордочка с взъерошенной чёлкой. Я одеваюсь, потихоньку иду назад в комнату, открываю дверь… и что же вижу? Ханни сидит перед туалетным столиком, вырядившись в шёлковое розовое кимоно из моей коробки с «сокровищами», и красит веки бирюзовыми тенями.

– Тебя стучаться не учили? – говорит она.

Во мне вскипает гнев. Кимоно – одна из немногих вещиц, дорогих моему сердцу, память о маме. Ханни основательно порылась в коробке: японский веер и бумажный зонтик сиротливо лежат поверх её одеяла.

– А тебя не учили спрашивать разрешения, прежде чем копаться в чужих вещах? – парирую я.

– Это моя комната, – огрызается Ханни. – Нечего разбрасывать тут свои шмотки.

– Я не разбрасывала!

Глядя в зеркало, она выгибает безупречную бровь.

– Это не моя идея – делить с тобой комнату!

– Я так и поняла.

Если Ханни и захочет чем-то со мной поделиться, то разве что инфекцией какой-нибудь, свиным гриппом или чумой. Я испытываю то же самое, но при этом понимаю, что кимоно Ханни вовсе не нужно, она нарочно провоцирует меня на ссору. Нет уж, фигушки. Я делаю глубокий вдох.

– Шэй сказал, ты вчера на него вешалась, – бросает Ханни. – Предупреждаю, Черри: держись от него подальше. Тебе до него как до луны.

Я на него вешалась? Ничего себе! Это он пытался ко мне подкатить. Видно, самомнение у парня размером с Диснейленд, если он рассказывает своей подружке, будто я с ним флиртовала. Ладно, допустим, у меня на мгновение закружилась голова, но он парень Ханни, а я не ступаю на запрещённую территорию. К сожалению, прежде чем я узнала эту подробность, Шэй успел разбить моё сердце и мечты.

– Ты, наверное, считаешь, вы очень умные – ты и твой никчёмный папаша, – продолжает Ханни. – Вчера ещё сидели в трущобах Глазго, давились бракованными шоколадками, а сегодня уже в нашем доме, здрасьте пожалуйста!

Я растерянно моргаю. Никчёмный папаша? Трущобы? Будь у меня сейчас под рукой тарелка макарон в сырной заливке, я бы надела её на голову Ханни.

– Ты с ума сошла? – возмущаюсь я. – Мы перевернули свою жизнь вверх дном, бросили всё, чтобы переехать сюда. Думаешь, легко расстаться с друзьями?

Вообще-то, легко, если друзей у тебя нет, однако Ханни этого не знает.

– И, на минуточку, можешь не волноваться насчёт своего бойфренда. У меня в Шотландии остался парень, он в сто раз симпатичнее Шэя Флетчера. Я безумно по нему скучаю!

Ханни усмехается: её не проведешь.

– Парень? И как его зовут?

Я призываю на помощь воображение, но в голову приходит лишь Скотт Пиклз, семилетний мальчуган из квартиры этажом ниже.

– Скотт, – говорю я. – Его зовут Скотт. Между прочим, Ханни, Глазго – лучший город на земле. У нас там огромный пентхаус с… с балконами, винтовой лестницей и садиком на крыше.

Ханни опять скептически изгибает бровь. Я запоздало соображаю, что папа наверняка рассказал семейству Танберри о нашем скромном жилище в Уэст-Энде, а Шарлотта бывала у нас в гостях.

Вторая попытка.

– У папы отличная работа.

– Да, я слыхала – на шоколадной фабрике, – кивает Ханни, подводя нижние веки карандашом.

Мои щёки пылают от стыда. Как же хочется стереть с её физиономии эту ехидную усмешку!

– Именно, – подхватываю я. – На фабрике Макбина он был большим начальником, руководил службой качества и отделом по разработке новой продукции, можно сказать, управлял всем предприятием.

– А теперь он тут, совсем без работы, – фыркает Ханни. – Очень убедительно.

– Не передёргивай, – горячо возражаю я. – Папа намерен помогать Шарлотте с гостиницей, к тому же они вместе откроют новое дело, будут вручную делать премиальный шоколад.

– На чьи деньги? – Ханни вперивает в меня взгляд. – На мамины, да? Если не ошибаюсь, у твоего папочки за душой ни гроша. Признайся, Черри, твой отец – ловкач и аферист и ты вся в него. Нет у вас никакой квартиры, и он не начальник, да и насчёт твоего парня я сильно сомневаюсь. Кого ты хочешь обмануть? Даже не пытайся врать, Черри. Может, вам и удалось навешать лапши моей маме и сёстрам, но только не мне!

– Я не собираюсь никого обманывать. Все эти годы мы с папой жили вдвоём…

– Рассказывай свои слезливые истории кому-нибудь другому, – перебивает Ханни. – Я вижу тебя насквозь! Молчи и слушай внимательно. Я не нуждаюсь в четвёртой сестре, мне за глаза хватает и трёх, уж поверь. И папочка твой тоже тут лишний. Знаешь почему? Потому что у меня есть папа. Замечательный папа, который любит меня… и маму, если на то пошло. Любит, ясно? Так что даже не рассчитывайте обосноваться в этом доме. Вы тут ненадолго. Однажды мой папа вернётся, и где вы тогда окажетесь? Нигде!

Нигде… Да где угодно, лишь бы как можно дальше от Ханни Танберри. Наши желания исполняются не всегда. И с чего я решила, что будет легко? В каком бы месте я ни оказалась, что бы ни делала, непременно находится противная девчонка, которая создаёт мне кучу проблем и портит нервы.

Что же во мне такого отталкивающего? Не первый год ломаю над этим голову. Журналы для подростков советуют «просто быть собой» и «впустить в свой круг новых друзей», но, судя по всему, они там вообще не в теме. Девочки вроде Кёрсти Макрэй и Ханни Танберри смотрят на меня как на одушевлённую бракованную «Вкусняшку», которая пропустила несколько важных этапов на производственном конвейере жизни.

Я пыталась «покрыть» себя недостающими слоями, рассказывала увлекательные истории о маме, чтобы со стороны моя жизнь выглядела хоть чуточку интереснее. Конечно, это не помогло.

Трясущимися руками я хватаю коробку и прячу туда зонтик и веер.

– Эти вещи для меня особенные, – дрогнувшим голосом говорю я.

Картинно вздохнув, Ханни снимает кимоно, комкает его в тугой шар и бросает в меня.

– Ты же не думаешь, что оно мне действительно понравилось? – шипит она. – Побитые молью тряпки – не мой стиль.

Слёзы застилают мне глаза.

– Ханни, чего ты на меня взъелась? Что плохого я тебе сделала?

– Приехала сюда, – рявкает она. – Ты там, где тебя быть не должно!

Её фиалковые глаза сверкают злобой, губы складываются в холодную усмешку. Она вырывает у меня коробку, распахивает маленькое арочное окошко и вышвыривает все мои «сокровища» прямо в солнечное июльское утро.

– Выметайся отсюда, Черри Костелло, – сквозь зубы цедит Ханни. – Ты здесь никому не нужна!