Павел Васильев - Веселыми и светлыми глазами

Но Антошка уже далеко.

Он несется по тихим сосновым борам, скачет на сером волке. Литва… Плотва…

Проходя мимо, дед Клим сказал как бы между прочим:

— Ты, Глаша, смотри за своей дочкой, а то как бы плохо не было.

— Что? — ахнула Глафира.

— А кто знает! Каждый день, как из школы идет, зачем-то все на вышку лазит.

— Какую вышку?

— Да вот что у речки.

«Господи, да что ж это такое? — переполошилась Глафира. — Да что ж ей, шельме, там надо!»

Триангуляционная вышка стояла на пригорке у леса, среди порослей молодого сосняка. Ее темную пирамидальную верхушку было видно издалека, из-за речки и от поселка.

«Что ж ей там надо! Что ж такое делается!» — недоумевала Глафира. Вечером она проверила все Настькины карманы и портфель, пересмотрела каждую бумажку. Не нашла ничего подозрительного. «Что ж это с девчонкой? — думала Глафира. — А ведь если спросишь, так и не признается. Она в меня — упрямая».

Спала в эту ночь Глафира плохо, мерещилось всякое, то мясо видела, а то как будто бы работает она, моет пол в конторе, глядь, свинья под стенку роет. Замахнулась на нее Глафира, а свинья ей, как заведующий склада:

— Гуд монинг, Глафира Ивановна. Как поживаете? Вы у нас, Глафира Ивановна, по комплекции похожи на заслуженного мастера спорта.

Надо бы было свинью шваброй и заведующего тоже. Чтоб в следующий раз… Это самое… И правый глаз чешется.

Проснувшись, Глафира лежала и думала, что надо крышу чинить, протекает. И надо заставить Настьку капусту шинковать. Хорошо бы ей пальто купить. Можно бы, конечно, из своего перешить, да ведь Настька опять заплачет, не захочет. Большая стала. Вот теперь следи, мамка, а то будешь с подарком. О многом думала Глафира. И руки у нее побаливали — вчера дрова колола.

«Да еще вот это нежданно-негаданно. И зачем этой дуре на вышку!»

На следующий день Глафира отпросилась у завхоза и на велосипеде прикатила к школе. Спряталась за кустами уже начинающего рыжеть шиповника. Она видела, как Настька выбежала из школы, как пошла по асфальтированной магистрали Москва — Рига, но затем, вместо того чтобы свернуть через лес к поселку, прошла метров на пятьсот дальше и через сосняк направилась к вышке.

— Ахти! — замерла Глафира. — Вот шельма, а!..

Пригнувшись, касаясь ладонями земли, Глафира сделала перебежку. Спотыкалась о корни, не смотрела под ноги. Кофта у ней прилипла к спине, — перед этим Глафира шибко гнала на велосипеде, торопилась.

А Настька шла неторопливо, что-то находила на земле, рассматривала, ковыряла ногой. Изредка срывала и покусывала листья.

Когда Глафира прокралась к сосняку, Настька уже поднималась на вышку.

— Боженька! Разобьется, глупая! — замерла Глафира. Хотела крикнуть, чтоб спускалась обратно, но, увидев, как Настька ловко и уверенно лезет, промолчала. Прижала ладонь к губам, да так и просидела, пока Настька не добралась до верхней площадки. — Ну вот! — облегченно вздохнула Глафира.

Настька стояла возле перил, задумавшись, долго смотрела вдаль. Ветерок теребил подол платья возле ее крупных красивых коленок. Настька, кажется, говорила что-то, шевелила губами. Глафира приставила ладонь к уху, да ничего не услышала. Потом Настька поймала что-то невидимое Глафире, подержала на ладони и отпустила. И долго смотрела, как летит это что-то, и улыбалась. Улыбка была такой счастливой.

«Господи, как дурочка!» — подумала Глафира.

Вечером она опять перерыла все в портфеле Настьки, но безуспешно.

«Я тебя поймаю, — подумала Глафира. — Ты у меня попадешься, как ни хитри!»

На другой день Глафира опять дожидалась у школы. Хоть и неудобно было отпрашиваться дважды подряд, да что делать! Глафира долго сидела у шиповника, ждала Настьку. Рассматривала руки, заусеницы, трещины на коже. Надо бы картошку копать, пока сухо.

И думала, что, если бы остался жить с ней Витька, все бы было по-другому. Мужское слово — не бабье… Надо бы капроны Насте купить, скоро на танцы будет бегать.

Настька опять полезла на вышку.

Дул сильный ветер. По реке катились темные валы с белыми пенными барашками. Сосновый бор раскачивался и гудел громко, однотонно, как Глафирин телевизор. Темные рваные тучи-кочевники неслись низко над бором, и казалось, что вот сейчас польется хлесткий осенний дождь.

Настька стояла на вышке с летящими по ветру косами, облепленная платьем, худенькая, ломкая, стройная, и Глафира думала:

«Какая же красивая! Вот и худо, что такая красивая, красивым-то не везет. — И Глафире было тревожнее, чем вчера. — Выведаю, — думала Глафира. — Все равно выведаю. Никуда не спрячешься».

Она дождалась, пока Настька спустится и уйдет. Затем Глафира подошла к вышке. Она показалась ей не очень высокой. Бревна были потемневшими, старыми. Одно подгнило, и просыпалась желтая мука.

Глафира, цепко хватаясь за перекладины, неторопливо преодолела несколько лестничных окошек. Глянула вниз и обмерла. Земля ей показалась далекой, макушки сосен значительно ниже и под ногами — пустота.

— Батюшки! — Глафира вцепилась в перекладины, прижалась к лестнице. Посмотрела вверх. Нет, вроде бы и не так страшно, как если смотреть вниз. Лестница поскрипывает от каждого движения.

— Спаси и помилуй! — Глафира добралась до первой площадки. Встала на тонкие доски. Сначала на четвереньки, а потом чуть приподнялась, но полностью так и не распрямилась.

А дальше-то лезть или нет? Как дальше-то? Ох, высоты бояться стала. Никогда раньше не боялась, а сейчас боюсь. Только вниз глядеть не надо, тогда не жутко.

Лестница стала еще более крутой и узкой.

Ой, батюшки, батюшки! Останется сирота, что тогда будет!

Глафира обеими руками обхватила лестницу. Порывом ветра надуло подол платья, как парашют, и бросило на голову. Поправлять некогда, не до этого, и так руки дрожат. А вдруг стоит кто в лесу, смотрит, а Глафира здесь, на высоте, и платье задрано, и это самое… гуд монинг! Стыд-то какой! Шут с ним, выжить бы!

Глафира выползла все-таки на верхнюю площадку, села, вытерла лоб, огляделась.

Было необычно просторно и светло. Лес, непривычный, какой-то совершенно новый, не такой, каким видела его Глафира каждый день, широко растекся внизу. Среди темной хвойной зелени то здесь, то там вспыхивали осиновые перелески. Подступала осень, лист начинал желтеть.

Глафира увидела свой поселок и соседний маленький городок. И белую ленту автострады, по которой катили маленькие, как спичечные коробки, автомашины. Светлые синеокие дома городских новостроек почти вплотную подступили к поселку. Раздвинув бор, они привлекали, призывно манили глаз своим непривычным, радостным обликом нового. А над городом, по небу, невидимые отсюда реактивные самолеты тянули белые воздушные нити.