Тимур Ибатулин - Зеленый патруль

Мишка шел по улице Герцена. Жизнь не удалась. Холодный дождь лупил струями по клетчатой прилипшей к телу рубашке. Это в июне–то месяце, холодный дождь, хуже только град. Он криво улыбнулся, поймал себя на очередном использовании запретного слова «круче». Бабушке Лиде категорически не нравились слова дворового лексикона: круто, блеск, перетрём, мрак, жуть… Лидия Васильевна была женщиной чопорной, и прямой во всех отношениях. Она говориа: «Эти словечки абсолютно не новы, почитайте «Двенадцать стульев», и, что более важно — не являются признаком ума!» Лидия Васильевна была родной сестрой Мишкиной бабушки по маминой линии. Родная бабушка умерла еще до рождения Мишки и Лидия Васильевна, как сестра покойной, считала своим долгом проявлять прямой интерес и участие в воспитании внука, а заодно и их родителей.

Погода испортилась вместе с настроением. С утра все вроде было хорошо, собирались в «Зоопарк». Потом родители в очередной раз поругались и все пошло вкривь и вкось. Мишка не стал ждать окончания перепалки. Схватил рубашку и выскользнул из дома. На улице было жарко и душно, по сизому от набухших туч небу проскакивали зарницы, «щас та–ак жахнет, а за ним как хлынет с неба! Плевать!» — подумал он, с мрачным удовлетворением. Заправлять рубашку в шорты не стал, завязал узлом на пузе, чтоб не моталась. Быстрыми шагами пошел через внутренний дворик — прочь от дома, проблем, тоски… Разве он мог понять, что от тоски не убежишь, и уходя от дома тоску уносишь с собой, а ведь и взрослые порой этого не понимают и бегут, бегут от проблем. Мишка не бежал. Ему надо было все обдумать. Он решил, что придет и поставит всех перед фактом — если все, как прежде, то лучше в интернат.

На выходе из двора, под аркой дома ковырялся в роботе–уборщике дядя Ваня. Отвертка соскочила. Внутри робота, со слабым перестуком, упала какая–то мелкая деталь. Дядя Ваня вслух вспомнил маму и полез с руками глубоко внутрь механизма. Здороваться с нижней частью туловища неудобно и Мишка торопливо прошел мимо. Позади слышалось кряхтение. Напоследок до Мишки сдавленно донеслась старая поговорка:

«Если тебе нечем занять руки, купи себе «Москвич» — даже внуки будут обеспечены вечным ремонтом». Мишка улыбнулся — он знал, раньше выпускали такие легковые машины. Папа рассказывал, что именно с этой маркой машины, кажется, связана крылатая фраза: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!»

На улице Мишка почуял запах беды. «Может это просто мое настроение? — прислушался к себе Мишка. — Нет, причина в другом, в знакомом запахе свежерасколотого дерева». Мишка тревожно оглянулся, и увидел — по всей улице стояли пни. Кроны и стволы вековых тополей уже убрали, улицу подмели. Свежие срезы обиженно взирали в небо. Мишка почти бегом устремился по уличному спуску.

За последним домом справа его всегда ждал любимый тополь. Мишка обычно прибегал к нему, прижимался шекой к морщинистой коре, обнимал ствол руками, смеялся, что не хватает длинны рук. Чтоб обхватить ствол целиком потребовалось бы трое ребят, таких как Мишка. Запах дерева обволакивал, листва шумела — словно великан здоровался с маленьким другом. Клейкие семена, как наградные знаки прилипали к рубашке Мишку это не заботило. Он скидывал сандалии, становился босыми ступнями на землю, прислонялся спиной и затылком к нагретому за день стволу. Пальцы ног чувствовали под землей мощные корневища, ладошки охватывали богатырский ствол. Закроешь глаза и, кажется, что они с деревом единое целое.

Мишка даже разговаривал тополем. Он не боялся насмешек людей. Здесь редко бывали прохожие — последний дом на затененной тополями улице, в стороне от оживленных кварталов. Взрослые встречали такую дружбу с пониманием и улыбкой, дети сюда забредали редко — что здесь интересного? Вот то ли дело на противоположной стороне улицы, через квартал, за рынком — там располагался парк развлечений.

Мишка радовался, что у них так тихо, он разговаривал с тополем и дерево отвечало на его вопросы шумом листвы. Иногда соглашаясь тихим шелестом, порой протестуя, или лаская Мишку, укрывая его от солнца и дождя. Мишка часто лазил по веткам почти на самый верх дерева. Сквозь ветки, если прищуриться, можно было увидеть южные страны с зелеными пальмами. Открывающийся просвет моря представлялся синим океаном. Если долго сидеть в развилке, то иногда на горизонте появлялся пассажирский лайнер или рыболовный сейнер. Мишка сразу представлял, что это пиратский корабль, вышел на промысел. Надо было проследить за пиратами и предупредить капитана исследовательского судна стоявшего на якоре невдалеке.

Для удобства Мишка соорудил гнездо в тройной развилке старого тополя. От гвоздей пришлось отказаться сразу — друзьям не делают больно. Мишка дома снял со шведской стенки канат и обвязал им развилку. За этим занятием его и застал отец Валерий Михайлович Сошкин. Папа спокойно попросил отпрыска спуститься. Во время всего спуска Валерий Михайлович пристально наблюдал за сыном, как показалось верхолазу излишне спокойно. Стоило Мишке коснуться пятками земли, как он сразу узнал много неприятного о себе. О том, что могло быть с мамой если бы он, Мишка, квокнулся с такой высоты. Лазить на верхотуру папа запретил, правда и маме не сказал ни слова. Два дня папа с сыном вели молчаливую войну. На третий день у Мишки был день рождения и очень плохое настроение. Папа сказал, что они с сыном идут прогуляться за мороженным, и увел Мишку на улицу.

Слизывая белые холодные капли с рук Мишка сказал: «Па-а, давай сходим к Тополю, ну, три дня ведь уже прошло…»

— Два дня, — поправил отец, дожевывая пломбир, — хотя… ладно, пойдем.

Тополь встретил их радостным перешептыванием листвы. Легкий треск веток говорил, как дерево стосковалось по Мишке. В ветвях, что–то забелело и Мишка ускорил шаг, заглянул папе в глаза, и побежал.

— У-ух, ты!!! — раздалось от дерева, — папа да ты… гений!

Валерий Михайлович смущенный, довольный эффектом радостно потирал руки.

Не зря он два вечера, как обезьяна лазил по дереву и натягивал под развилкой сеть выпрошенную у знакомых ребят с рыболовного траулера.

Не зря натягивал капроновый фал — укрепляя гнездо.

Не зря устанавливал флагшток с самодельным Андреевским флагом, укреплял трап — веревочную лестницу подаренную теми же ребятами.

Не зря ввязал под канат вертикальные балясины, и стянул их выбленочными морскими узлами, повесил компас, бинокль. Сделал небольшой навес из зеленой виниловой клеёнки, еще…