Тимур Ибатулин - Детская непосредственность

С самого рождения он был самым красивым, самым удивительным, самым умным ребенком. Я забыл добавить главное: он был самым замечательным, особо одаренным, веселым, сообразительным, пацаном. Если его клали спать, то пока родители держат за ручку и поют песенку он сразу засыпал (открывая глаза, как только родственник клюнул носом или просто перестал качать кроватку). Пока папа наклонялся поднять выпавшую у чада ложку — другая прицельно летела вслед (иногда в папу — по настроению). Глаза ребенка при этом были сама безмятежность, «а ложки и тарелки вообще с неба сыпятся сами по себе! Я тут в окно, понимаешь, смотрю… дело, у меня важное!»

Как только родители думали, что дитя наконец уснуло — дитя понимало, что настало его, ДЕТСКОЕ время и «пора по взрослому покутить!» Дискотека в кровати проходит не хуже чем в клубе — мышление у любого ребенка что надо! Подушки в одну сторону, одеяла в другую, пеленки в третью:

— Эй! Кто сказал, что мне рано! Смотрите, как я умею! — сделав достойный брейк–данса кульбит малыш перевернулся на пузо, — ой, кто сказал, что хагинсы это хорошо? — натирают они во время танца! Снять! Где вы видели ди–джея в памперсах? Что? Не надо меня поправлять, сам знаю что Хаггисы! У этих хагинсов вкус как у хаггиса — сам у папы с тарелки пробовал пока он отвернулся. Только я не стал доедать, что я глупый что ли? — даже не намусорил — к папе в карман халата уронил, вот он обрадуется когда бриться пойдет! Папа у меня оригинал — на ночь бреется, как будто кто–то в темноте его видит. Но это он специально — чтоб борода не цеплялась и одеяла на себя не наматывала. Борода у него жесткая, как колючая проволока — не побреешь — в миг намотает все что в кровати. Папа поэтому после бритья даже проверяет достаточно ли хорошо выбрит — водит по лицу полотенцем. Он всегда хорошо выбрит — ни разу не подтвердил маминых слов — не зацепил полотенце колючками и не порвал.

Закончив дела на кухне–стряпухне и в ванной–постирайной мы с любимой заглядывали в детскую. Если бы ребенок не спал и видел наши лица он бы гордился собой. Но он заснул попой к верху с головой под одеялом — так и не доделав последнего коронного движения настоящих Брейк–дансеров. Мы с женой улыбались.

— Нет ну ты посмотри егоза какая?.. подушка на полу одеяло свесилось, пеленка задралась, а сам развернулся на сто восемьдесят градусов и голову как страус в песок.

— Хорошо не сказала как папа, — поддел я.

— Хотела, но до страуса ты ростом не вышел.

— Смейся, смейся… одни растут в высь — другие в ширь!

— Ты это о чем? Сам со вторым постарался, а теперь…

— Молчу, молчу, — засмеялся я получив легкий тычок меж ребер.

Ну это было когда наш замечательный малыш был маленький. Замечательный потому что свой и единственный, а деточка–кровинушка она всегда замечательная. Да и ВСЕ деточки — конфеточки. Зато теперь он парень хоть куда и младшая сестренка у него что надо! Скоро в школу.

Лето подходит к концу. Но до чего же непосредственный парень! Вот сегодня, например, случай был на балконе. Стоп. Давайте по порядку.

Вчера я вышел на балкон. Подышать, как говорится, свежим воздухом. У нас дом на пересечении трех оживленных автомобильных магистралей, поэтому без сигареты воздух свежим не бывает, впрочем это уже о другом.

В общем — выхожу я на балкон. Вечер, солнце скоро за дома спрячется, а я только проснулся после ночной рыбалки. Руки раскинул, зеваю. До чего же хо–ро–шо!!! «Жизнь хороша, и я хороша!»… нет, что–то не очень, «Жить хорошо и я хорошо», тьфу ты! Ладно пусть по другому «Жизнь хороша и мне хорошо! А хорошо жить еще лучше!»

Я довольно, как кот улыбнулся лучам закатного солнца. Опять зевнул и увидел джинсовую кепку сына.

— Вот… опять бросил! Вечно за ним ходишь и убираешь!

Кепка была перевернута, поднимая её я увидел, что она не пуста.

Внутри лежало мохнатое создание с плоскими крыльями.

— Ой, бабочка! — обрадовался я как маленький ребенок, — молодец сын, энтомолог будет! Всего пять лет, а ему уже от бабочек отбою нет!

Надо же — поймал, подружился, дал вид на жительство, благоустроил! Ой, а что это она крыльями не машет? И лежит как–то боком…

— Эй, ты спишь что ли? Просыпайся, я пришел, хочу на тебя посмотреть!

Я активно потряс кепку и щелкнул пальцами по ткани с низу… Тут же почувствовал, что сделал что–то не то, и оглянулся не видит ли кто меня.

— Ты на меня не обижайся, — сказал я бабочке, — обещаю, что больше так не буду. Извини.

Умильно посмотрел на её коричневые с желто–оранжевым кольцом крылышки. Ну, просыпайся уже! Не прилично так долго спать. Пора расправить крылышки и почистить усики. Лапки помыть тоже не мешало бы — всю кепку затоптала… впрочем головному убору и до этого необходима была стирка.

— Все… терпение мое лопнуло! Про–с–сы–пайся тебе го–во–ря–ят! — указательный палец легко тронул крылышки. Бабочка не шевелилась.

— Не оживает. Как объяснить сыну что ты… это же какая для него травма будет?!!!

А какая красивая… Что же мне теперь бедолага с тобой делать?

Каждому хочется провести свой последний путь в родной стихии: моряку в море, лётчику в небе, бабочке… Я отпустил её прощаясь.

И Бабочка полетела с балкона в последний путь. Но только со сложенными крыльями полета не получилось. Падала не как осенний лист, а камнем. На миг мне стало грустно, потом я подумал о сыне и возликовал:

— Ура! Какой я умный!!! Спас дитя от слез, родителей от переживаний, бабушку с дедушкой от инфаркта мимокадра. Тьфу ты заговариваюсь уже — миокарда естественно!

Радостный я взглянул на перевернутую кепку в руках. Пустая!!! Пустая… Пустая?!!!!

— Вот пустая голова, что же я наделал! Раньше хоть мертвая бабочка, но в наличии. А теперь «ни кола, ни двора…»!

Я перегнулся через перила «может достать можно?». Да где там — седьмой этаж, летать учиться придется. Горю моему не было предела, ведь у меня такой чувствительный пацан. Да–да, именно, не только озорной, плутливый, сообразительный, душа малышовой кампании, но еще и чувствительный!!! И тут меня осенила гениально простая идея:

— Нет кепки нет проблем!!!

Кепка тут же полетела (чуть не написал следом) в балконный шкаф, а я повеселевший пошел пить чай.

Утро разбудило меня солнцем, радостно бьющим в окна. На кухне слышались голоса жены и ребенка.

— Мам я посмотрю как она там?

— Только к перилам не подходи, — это голос жены.

Послышался скрип балконной двери. Сердце у меня упало в пятки, я весь превратился в слух.