Валерий Квилория - 22 шага против времени

– Смотри, какой ты обманщик, – сказала она сердито, – не успел познакомиться, а уж играешь со мною. Поди, сударь, прочь от меня!

– Не веришь? – глядя, как она мило сердится, заулыбался Шурка.

– Смотри, – шепнул он заговорщицки и обернулся вокруг своей оси.

В крайнем изумлении Варя схватилась ладонями за щеки.

– Батюшки светы! – только и сказала она.

Перед ней стоял всё тот же незнакомый мальчик, но какой! На нём сидел, словно влитый, мягкий кафтан [3]из красного бархата, затянутый в талии шарфом. Такого же кроя панталоны [4]были подвязаны чуть ниже колен золотистыми завязками, ниже шли чулки в чёрно-белую полоску. На ногах обновлённого Шурки блистали широкими пряжками туфли, а под мышкой был зажат длинный хлыст с тонкой кисточкой на конце. На голове Захарьева красовался белый напудренный парик. Треугольную шляпу он держал в картинно отставленной руке.

– Шурка у нас настоящий волшебник, – пояснил Лера.

Тот между тем прищурился, окидывая Леру взглядом от кроссовок до стоящих дыбом вихров.

– Ну-ка, крутанись, – попросил.

Стопочкин обернулся через левое плечо и превратился в такого же лощёного господинчика. Только одет он был в фиолетовый с отливом фрак и цилиндр. Ноги его облегали высоченные мягкие сапоги, которые охватывали и колени, и половину бёдер.

Варя в испуге попятилась, но тут Шурка дотронулся хлыстом до её домотканого сарафана, и он вдруг стал изящным шёлковым платьем.

– Боже мой! – всплеснула руками Варя. – Вы и вправду чаровник!

– А теперь, сударыня, – подставил ей согнутую в локте руку Шурка, – проводите нас к вашему барину, а заодно расскажите нам с графом Леркендорфом, что тут у вас происходит.

Варя нерешительно взяла Шурку под руку, а потом и Леру, который уже подхватил лукошко с ягодой. Неспешным шагом троица двинулись по саду. Но не туда, где пел печальный хор, а обратно, откуда мальчишки только-только пришли.

– О чём вам поведать? – говорила дорогой Варя. – Живём мы в сельце…

– В деревне, значит, – уточнил Лера.

– Нет, в сельце, – упрямо мотнула головой девушка. – Церкви у нас своей нет, вот и сельцо. А к Богу на поклон да детей малых крестить ходим в господскую церковь, что в усадьбе. Так исстари повелось. Ихний батюшка позволяет.

– Сельцо ваше, наверное, маленькое? – догадался Шурка.

– Невеликое, – подтвердила Варя. – Семь дворов, покудова семью нашу не распродали.

Вспомнив о своём горе, девушка вновь всплакнула.

– Да брось ты, – подбодрил её Шурка. – Неужели нельзя взять и уйти от вашего барина?

– А чего ж нельзя, – утёрла слезу Варя, – можно. Но ежели поймают, то непременно выпорют нещадно и на стул посадят.

– На какой стул? – не понял Шурка.

– Обычный стул. Да токмо [5]на шею виновному надевают широченный ошейник из кованого железа. Запирают на замок, а ключ у самого барина хранится. К ошейнику железная цепь приделана. Длиной не более двух аршин.

– Сколько это по-нашему? – посмотрел на друга Лера.

– Почти полтора метра, – подсказал всезнающий Шурка. – В одном аршине семьдесят один сантиметр и двенадцать миллиметров.

– Сразу видно – чужеземцы, – усмехнулась Варя. – Аршина не ведаете.

– И ничего не чужеземцы, – обиделся Лера. – Просто из другого времени.

– Из откуда? – не поняла девушка.

– Да кого ты слушаешь, – отвлёк её Шурка. – Рассказывай дальше – очень интересно.

Девчушка наморщила лоб, припоминая, на чём прервалась.

– Ага, – вспомнила она, – с другого конца цепь держит здоровущий деревянный обрубок. Такой с места не сдвинешь. А вверху ошейника спицы железные торчат, чтобы нельзя было головы наклонить. Вот так и сиди день-деньской неподвижно. Нынешней [6]весной у нас дворовая девка Серафима сбежала. Поймана была и посажена на стул. Цельный месяц маялась. Токмо на ночь подкладывали ей под задние спицы ошейника подушку, чтоб она, сердешная, сидя могла заснуть.

– Ничего себе у вас помещик, – возмутился Шурка, – изверг какой-то!

– Да наш-то ещё ничего, – не согласилась крепостная девушка. – Есть и похуже.

– А давай мы тебя вроде как украдём, – предложил Лера. – Вдруг что, ты ни при чём – это мы виноваты.

– Красть – великий грех, – совершенно серьёзно посмотрела на него Варя. – Красть нельзя, ни-ни! Это наипервейшее зло.

– Тогда тебя надо просто выкупить.

– И это никак не годится. Не могу я свою семью бросить.

– Так мы и тебя, и твою семью выкупим.

– Нас-то, вместе с батюшкой и матушкой, четырнадцать душ. Где ж вы такие деньжищи отыщете, хоть и чародеи? – покачала головой девушка. – Это никак не меньше тыщи рублёв.

– А, что на тысячу рублей можно купить? – заинтересовался Лера.

– Положим, оброк выплатить на 200 лет вперёд. Или купить 333 четверти ржаной муки. Или 500 четвертей овса. Или 250 фунтов чая. Или более 18 тысяч аршин холста.

– Про аршин я уже знаю, – снова посмотрел на Шурку Лера, – а четверть и фунт что обозначают?

– Четверть – это 210 килограмм, – пояснил Захарьев. – А фунт без каких-то нескольких миллиграмм равен 410 граммам.

– Что же это получается, – посмотрел на друга Лера. – 210 килограмм ржаной муки можно купить за 3 рубля, а 70 с хвостиком сантиметров холста всего за 5 с половиной копеек?

– Верно.

– Тогда 410 грамм чая стоят 4 рубля, а оброк на год – 5 рублей?

– Ага, – кивнула Варя.

– Ты в какой школе учишься? – обернулся к ней Лера.

– Ни в какой, – пожала плечами девушка. – У нас и школы-то нету. Но сказывают, что де указ вышел и что совсем скоро в уезде малое училище откроют.

– Кто же тебя тогда так здорово считать научил?

– Батюшка мой – Никифор Варсонафьевич.

– А он откуда знает?

– По младости лет взяли их в услужение к лекарю старой графини. Весьма добрый господин были. Они моего батюшку и счёту, и письму выучили, и всяким докторским премудростям. И матушка моя Прасковья Митрофановна врачует, но она от матери своей, от бабки Меланьи, сию премудрость ведает. Всякую траву знает – для чего и от какой хвори спасает.

Услышав это, Шурка расплылся в улыбке.

– У меня мама тоже травница, – посмотрел он радостно на Варю, которая после такого сообщения стала для него вообще как родная.

К тому времени сад закончился, и они вышли к воротам господской усадьбы. От ворот в стороны, огибая яблоневый сад, уходили под прямым углом две просёлочные дороги.

– Эта вот в уездный город ведёт, а эта в наше сельцо, – показала Варя на дорогу, ведущую туда, где теперь едва слышно пел женский хор.

Неожиданно со стороны сельца донеслось ржание лошади. Девушка в тревоге обернулась. Из-за поворота дороги показалась двуколка [7].