Алексей Артов - Подвиги Слабачка

И Гпаук пошёл приближаться к муравьихе-матери.

– Нет! Ты не сможешь никого съесть! – провозгласил-пробасил громогласно с башни Слабачок.

Дрым-Брым чуть не подпрыгнул от неожиданности, услышав снова бьющий по его перепонкам голос.

– А и ты? О! Это уже второй смельчак! Малова-то, но ладно, трусливенькими дообедаю. Прыгай прямо с башни на мой язык! Чем больше твоя смелость, тем сильнее мой аппетит! Я даже уже и не знаю, с кого начать свою трапезу, с вашей мамаши или с тебя! Хо-ха-хе-ха-ха!

И тут все, и даже сам Дрым-Брым, вздрогнули от неожиданных и неимоверных криков и визгов страха: «А-а! Спасите! Карау-ул! Аааа! Помогите! Страшноо!» Это закричали-завизжали все лопающиеся от страха муравьи и муравьишки. Крича, одни из них, бросились в разные стороны, убегая подальше назад или прячась в ямках и пещерках. Другие, чтобы убежать далеко-далеко от места битвы, пытались пробежать под ГП. А самые трусливые пошли взбираться на самого Дрым-Брыма, прося у него защиты, прощения, снисхожденья и пощады.

Разбойник Дрым-Брым увидел, что на него надвигаются, попискивая, какие-то маленькие точки. Он сначала обрадовался, что еда сама бежит к нему. Но оказалось, что эти точки такие нахальные, что решили на него напасть, что они уже по нему карабкаются и вдобавок ещё и щекочут! Такого нахальства Дрым-Брым снести никак не мог. Сначала он со всей силы не раз выдыхает из себя весь воздух, отчего бежащие и стоящие на земле муравьишки уносились его ветром. Потом он пытается стряхивать с себя насевших на него муравьишек, высоко поднимая и с силой опуская каждую огромную лапу. И когда муравьишки падали, он стал вдыхать – втягивать в себя воздух и затягивать им в своё брюхо падающих бедняжек. А кто в брюхо не попадал, падали, и многие уже не двигались. А тех, на кого чудовище наступал, вообще больше никто не видел.

В эти страшные минуты побежал Слабачок за слабыми, чтобы спасти хоть кого-то. Смотрел он на лапы паука и смотрел, какую лапу тот поднимает и рвался туда, куда он лапу опускал. Выталкивал Слабачок муравьишек как раз с того места, куда лапа гиганта злодея опускалась. И многих спас.

Вдруг видит он Кукляшку, которую принесло сюда течение трусишек, и совсем запутавшуюся, куда идти не знающую, по всем сторонам невидящим и растерянным взглядом смотрящую.

Разбежался Слабачок, схватил Кукляшку и убежал с ней из-под опускающейся лапы. Раздался грохот топота одной лапы за ними! Грохот устрашающий! Грохот ужасающий! Пыль поднялась, всех в себе попрятала!

Выбежал Слабачок из тучи пыли. Тут только Кукляшка его и увидела, тут только и поняла, что здесь содеялось:

– Это ты, Слабачок? – спросила она, не успев ещё перевести дух.

– Это я.

– Опять ты там, где тебя не должно было быть?

– Опять.

– Опять ты толкаешься!

– Опять.

– Опять… ты меня спас?!

– Спас.

– И других спасёшь.

Слабачок не успел ответить.

– Спасешь. Я знала. Я говорила.

– Кто-то должен, – ответил Слабачок. – А теперь беги.

– Куда?

– Подальше. И больше возьми с собой мордашек. Так ты больше спасёшь, – сказал, повернулся и скрылся в туче не осевшей ещё пыли.

Но многие всё-таки вскарабкались на Дрым-Брыма. А пока они на него карабкались, они видели, как погибали их товарищи. Тогда в них пропала трусость и появился за других страх. А вместе с ним обуяла смелость их. Заторопились они Дрым-Брыма кусать. Дрым-Брым поёживался, но ничего поделать не мог. Не доставали его лапы до его собственной шеи, собственного брюха и спины.

Тут взлетели крылатые муравьи и набросились на Дрым-Брыма со всех сторон. А снизу целое море муравьёв накинулось. Злодей замахал во все стороны своими лапами и хватал, и топтал, и вдыхал, и поедал муравьёв.

– Помоги им, – попросила муравьиха-мать Слабачка. – Всё равно, из нас только ты и сможешь одолеть злодея.

А Дрым-Брым, освирепев, вдруг забыл о кусавших его муравьишках. Он как раз решил сначала расправиться с сильнейшим из этих слабых. Подошел он к башне, поднял свою мохнатую лапу и ударил ею по башне изо всех сил. И как тут взвоет он от неожиданной и ужасной боли. Напоролся Гпаук на твёрдость и остроту камней башни, как на меч богатырский, как на лезвие его острое, и отрезалась часть лапы у него.

Закричал от жуткой боли Гпаук! Запрыгал, завертелся он, с места не сходя.

– Аааа! Ааааа! – стонал Гпаук. – Не может случиться то, чего не может быть! Башня, как волос тонюсенькая, а лапы я лишился, как от топора огромного.

Воя от страшных мучений, захромал Гпаук вокруг неприступной для него башни-волоса и прокричал страшным голосом:

– Где ты, паршивый муравьишка?! Проглочу тебя и не замечу! Как и сейчас не замечаю! Не спасёт тебя башня твоя!

Хотел Гпаук снова ударить по башне, да опомнился вовремя. А то и второй бы лапы лишился! Влез Гпаук на башню, вцепился в неё всеми остальными лапищами и стал сгибать её, расшатывать, трясти… Но ничего у него не получалось! Башня скалой стояла и как в скалу вросшая.

А Слабачок тем временем с башни незаметно слез, пристал к остальным муравьишкам, и стоит и вместе с ними над чудищем посмеивается. И даже те, кто от страха трясся и даже плакал, то и те сквозь слёзки заулыбались.

Понял зверь, что не справиться ему с этой ниткой-струной каменной. Да и Слабачка на ней никак не разглядеть. Решил вернуться и всех муравьёв растоптать. Спрыгнул с башни тогда он на землю, но вдруг как возьмёт, да как завоет с новой силой. Оказалось, что исколол и изрезал он лапы свои поганые о башню. Не то что маленьких ему топтать, а и стоять-то, как на ходулях, получалось у него еле-еле. Впору на брюхе ползти.

– Смотрите, смотрите! – закричали муравьишки. – Не справился Гпаучище, не справился он с нашим Слабачком!

– А если ему Слабачок поперёк горла встал, то и нами, глядишь, подавится!

Первый раз в жизни не до смеха стало чудищу. Испугался злодей, что победят его, его – гиганта непобедимого! И победит кто? Те, кого не видно и не слышно?! «О, горе! О позор! Что скажут мои собратки-сотоварищи! Засмеют меня! За горе моё порадуются! Негодяи меня похлеще!»

– Ну, негодные муравьишки! Не удалось мне вами полакомиться в раз этот, получится в следующий. Залатаю раны, заживлю лапы свои и возьмусь за лапки ваши. Ха-ха-… Ох-хох…ох! А потом уже заберу камень тепла вечного и сам вечным стану! А вы у меня исчезнете!

Закряхтел злодей, повернулся и хотел уже было пойти, да как спотыкнётся, как плюхнется на брюхо своё безразмерное, жирнючее и волосючее. От удара об землю такого страшного всех муравьев подбросило на высоту самого злодея, а от волны воздушной хлопка неслыханного на длину в сотни муравьев по всем сторонам разбросало.