Александр Бондаренко - Юные герои Отечества

Тут сделал Андрюша еще один неверный шаг, запнулся за бревенчатый сруб, закричал испуганно, руками взмахнул, но не удержался – и полетел в колодец вниз головой, только подшитые валенки сверкнули.

Заметили ребята это сразу, закричали: «Андрюшка в колодце, спасите!». Все столпились вокруг, но дальше-то что делать? Колодец глубокий, прямо-таки бездонный, стенки сруба изнутри толстым слоем льда покрыты, зацепиться не за что, упереться не во что – как туда невредимым спуститься, а главное – как потом оттуда выбраться да еще вытащить мальчика, попавшего в беду?

Тем временем со всего села стали сбегаться люди. Мать Андрюшки к односельчанам бросается, плачет, умоляет: «Помогите! Спасите сыночка!

Один он у меня!» А что тут поделаешь, как материнскому горю поможешь? Стоят все, глаза потупив, молчат угрюмо, с ноги на ногу переминаются… Вот и широкоплечий здоровяк Андрей Голышев вздыхает, не знает, чем помочь. Хотя, как только суматоха началась, он первым делом в сарай забежал, схватил веревку, к которой деревянное ведро привязано было – как раз из этого колодца воду доставали. Но она тонкая у него была, ветхая, да еще и в узлах. Ведро с водой выдержит, а вот мужика дюжего – нет. В общем, никчемная сейчас вещь, бесполезная. Да и ему самому в замерзшем колодце, если бы полез, было бы не развернуться.

Неподалеку от колодца стояла изба старосты. Как раз в тот самый момент деревенский начальник послал с каким-то поручением к соседу смышленого парнишку лет шестнадцати – Мишу Матушкина. Вышел тот из избы, увидел, что народ толпится, подбежал к колодцу, все с полуслова понял. Скинул полушубок:

– Дядь Андрей, веревку давай!

– Ну, смотри, парень! – только и сказал Голышев, протягивая веревку с ведром.

Понимал: тут одного пацаненка не вытащить, а ежели двух?! Но и стоять просто так нельзя – не по-людски это получается.

Стал мужик себе другой конец веревки на руку накручивать, чтобы надежно было, не выпустить случайно – теперь от этой веревки сразу две жизни зависели. Миша взобрался на сруб, сел на ведро, перекрестился:

– Опускай!

Андрей Голышев начал медленно стравливать веревку в колодец. Холодно было, мороз, и руки у него голые, так что обледеневшая веревка сразу же их до крови порезала, да еще и Мишка Матушкин не маленький пацаненок был. Тут подскочил другой крестьянин, Василий Завалихин, поддержал, помог – так они вдвоем парня в колодец, в темную ледяную пещеру, и опустили.

Увидел Миша, что Андрюшка Татьянин на поверхности воды лежит: то ли одежонка еще не намокла и вниз его не потащила, не то раскорячился он так, в стенки колодца уперся – тут уж не время разбираться было. Хотя парнишка не шевелился и глаза у него были закрыты, но видно было, что живой, дышал он тяжело и прерывисто. Взял его Миша на руки, крикнул:

– Еще веревка есть?

Оказалось, уже вторую веревку принесли и сразу же ему конец сбросили. Тогда он обвязал мальчика под мышками, сказал, чтобы поднимали. Вытащили Андрюшу. Затем, вслед за ним, и Мишу Матушкина. И хоть пришлось ему искупаться в холодной воде, но ничего, выдержал. А бедный Андрюшка Татьянин долго потом болел – то ли простудился крепко, то ли просто с перепугу…

Василий Чекалов, староста села Ивановское, отец двенадцатилетнего Гриши, был человек строгий, требовательный, но дельный и к людям справедливый. Мужики его за это уважали, хотя и побаивались. Сам староста работник был хороший, справный, а потому при деньгах; вот и купил он как-то на ярмарке коня Сивку – красивого, статного, норовистого. Гриша, сынок, в новом коне души не чаял – и чистил его, и поил… Прямо как хозяин для него был, и все другие ребята в селе это видели и ему завидовали.

Однажды сказал отец Грише отвести Сивку на озеро – искупать. Гриша позвал своих приятелей-ровесников, все и пошли, благо день был летний, знойный, самый подходящий для купания. Народ-то взрослый весь в поле был, сенокос в самом разгаре – недаром же говорят, что один летний день весь год кормит. Ну а ребятам тогда приходилось всякую домашнюю работу справлять.

Начали они плескаться у берега, потому как родители строго-настрого им запрещали далеко заплывать и могли, если бы узнали, за это всыпать «горяченьких». Но вот Гриша перед товарищами пофорсить решил.

– Эй, смотрите, как я! – гордо крикнул он товарищам.

Сел мальчик на спину неоседланного коня, правой рукой подбоченился и направил его прямо в озеро. Тот спокойно пошел, а как зашел поглубже, то и поплыл. Гриша верхом сидит, за гриву держась, красуется, а все другие ребята смотрят на него и завидуют – каждому из них хотелось бы вот так прокатиться на коне по озеру… Только потом понял старостин сынок, что Сивка уж слишком далеко от берега уплыл, оказался на глубоком месте – и стал он коня обратно поворачивать. А тот-то норовистый, не хочет, плывет себе и плывет, только пофыркивает. Задергался мальчишка, запаниковал и с перепугу в воду свалился! Конь же, как ни в чем не бывало, дальше поплыл. Известно, что на человека лежащего конь никогда копытом не наступит, но вот спасать утопающих кони не приучены.

Место глубокое, до берега далеко, Гриша совсем перепугался, да и устал здорово, пока с Сивкой пытался управиться. Забил мальчишка по воде ручонками, закричал, так что еще и воды наглотался.

Хорошо приятель его – другой Гриша, по фамилии Странников, – не растерялся, бросился на помощь. Плывет саженками и кричит:

– Держись, брат, я сейчас!

Подплыл, схватил друга за волосы, за собой потащил. А Гриша Чекалов уже еле дышит, чуть шевелится… Все-таки дотащил его приятель до берега, тут другие ребятишки подбежали, на траву его вытащили и откачали. Ожил мальчишка, в себя пришел.

Так потом строгий староста Василий Чекалов Гришу Странникова при всем селе благодарил. В ноги ему поклонился и сказал: «Спасибо, Григорий, вовек не забуду!» А ведь парнишке-то всего 12 лет было – и такое уважение! Но, конечно, было за что.

Не везло в жизни крестьянину Осипу Коштину, что проживал в селе Новая Слобода Курской губернии. Хотя и мужик он был справный, работящий и достаток в доме имел, хозяйство держал большое, все в том хозяйстве имелось – да только счастья не оказалось. А без счастья – что это за жизнь? Еще когда его сыну Володьке всего только пять лет было, умерла любимая жена Коштина, вдвоем их оставила. Погоревал мужик, нанял няньку – молодую, красивую Агафью, чтоб за парнишкой приглядывала, пока он в поле работает, и по дому помогала. Хорошая девушка была – работящая, аккуратная, добрая, о людях заботливая, и полюбились они с Осипом друг другу, вот и обвенчались два года спустя. Мальчишка в мачехе души не чаял, только мамой ее и звал – она ему как родная была…