Анастасия Казакова - Дорога к реке Бойн

Файона раскрыла мешок и достала оттуда большой кусок сыра:

– Держите! – сказала она и протянула угощение.

Келлан и Триста, поблагодарив, поделили между собой сыр и приступили к трапезе.

– И для тебя у меня кое-что есть, – вставая с места, добавила Файона и дала Элбе яблоко.

Келлан отщипнул кусочек сыра и положил перед Онгхусом, но орел посмотрел сперва на сыр, потом на мальчика и отвернулся.

– А что же вы делаете совсем одни, среди ночи, в таком глухом месте? – спросил встревоженно Пилиб.

– Мы, – Келлан вытер рукавом рот, – мы идем на юг, к реке Бойн.

– Что там у этой реки? – снова спросил старик.

– Мне сказали, что у этой реки растет орешник, когда с него орех падает в реку, то начинает обладать волшебными свойствами.

– Какими? – неожиданно спросила Триста. Ей вдруг стало интересно, а зачем же они все-таки идут на юг. Она не спросила раньше, видимо, потому, что ее это не волновало, она просто не хотела оставаться одна.

– Съевший орех становится сильнее, храбрее и мужественней! – гордо ответил Келлан.

– Хм… – Пилиб почесал седую бороду, – и ты веришь, что все это правда?

– Конечно, верю! Иначе не пошел бы! – утверждал мальчик.

– Тогда не смею возражать! – улыбнулся старик. – Мы ненамеренно увидели, как вы прыгали через костер, – продолжал он, – не из-за праздника Самайн, случайно?

– Да, именно из-за него! – ответил мальчик.

– А знаете ли вы, что в эту ночь покидают мир те, кто нарушил свои гейсы?

– Прекрати Пилиб! – толкнула старуха его в бок. – Не пугай детей своими выдумками!

– А что такое гейсы? – спросила Триста.

– Гейсы – это то, чего нельзя делать! – продолжал Пилиб, не обращая внимания на жену. – Это запреты! Когда боги вручают человеку дар, они дают ему еще и запрет, чтобы не гневались они, глядя на безграничное благополучие смертных. Однажды, очень-очень давно, жил в большой величавой крепости один муж. В дар от богов он получил славу и богатство, но в противовес ему достался гейс, согласно которому в его крепость не должен войти после захода солнца одинокий мужчина или женщина. Но некогда темной ночью к воротам его пришла путница и умоляла впустить. Мужчина этот долго сопротивлялся желанию помочь ей, но, увидев ее прекрасный лик, не смог противиться и впустил. Так он нарушил свой запрет, и в ночь Самайна, боги забрали его душу.

– Это все глупые небылицы, дети! – сказала Файона. – Эта ночь означает только лишь конец светлой части года и окончание сбора урожая. Кто-то придумал эту легенду, чтоб пугать не послушных детишек.

– А как узнать, есть ли у тебя гейс или нет? – спросила Триста.

– Вот видишь? – недовольно сказала старушка своему мужу.

– Если это и было правдой, то было это очень давно, – отвечал старик, – я думаю, что боги сейчас уже не дают гейсов. Файона права, это лишь легенда, но в такую ночь, как эта, перед костром я уже когда то рассказывал эту историю, и в память о тех светлых временах я решил вновь о ней поведать.

– Ложитесь спать! – воскликнула Файона. – Уже очень поздно.

На удивление ночь была относительно теплой, и в свете догорающего костра путники крепко спали, видя каждый свой сон.

Утром Келлан проснулся от шороха.

– Доброе утро! – сказал он.

– Доброе утро! – хором ответили Пилиб и Файона.

Файона копошилась в мешке и пыталась там что-то найти.

– Ноги замерзли… – первое, что произнесла Триста, проснувшись.

– Погоди немного, – ответила старушка, – вот, держите! – она протянула большой кусок звериной шкуры.

Келлан взял его и посмотрел удивленно: что за чудо-мешок?

– Спасибо, – сказал он.

– Не надо благодарить, если мы можем помочь чем-то, то мы только рады. Скоро станет холоднее, а вы совсем легко одеты.

Келлан достал свой клинок и разрезал шкуру пополам, одну из частей отдав Тристе.

– Я совсем не думал об этом, когда отправлялся в путь. Куда вы пойдете? – спросил он.

– Еще не знаем, – отвечал Пилиб, – возможно, на север.

– Тогда ступайте в места, что зовутся Эмайн Маха. Там мой дом и мое племя. Я ручаюсь, что в Эмайн Махе вам предоставят кров и пищу, и вам больше не нужно будет скитаться.

Пилиб опешил.

– Не знаю, как и благодарить тебя!

– Единственное, о чем вас попрошу, – продолжал мальчик, – скажите моему отцу, его имя Бреннус, он вождь в моем племени, что вы встретили меня и со мной все в порядке, что я цел и невредим. Скажите, что я на пути к своей цели и ничуть не сомневаюсь, что достигну ее. – Мы передадим твое послание, можешь быть уверен! – твердо объявил Пилиб, вскидывая мешок на плечо.

– Ой, постой! – спохватилась Файона. – Вот еще что! – она достала хлеб и воду. – Постарайтесь есть понемногу, чтоб хватило на дольше.

– Спасибо! – ответили Келлан и Триста.

– Надеюсь, ты доберешься до реки и вернешься домой, тогда мы снова увидимся, – сказал Пилиб, – а сейчас прощайте!

– Прощайте! – сказала Триста.

Пилиб и Файона отправились на север, а Келлан и Триста накинули на себя подаренные меховые накидки и продолжили путь на юг.

Погода менялась молниеносно. Вроде бы с утра шел проливной дождь, который искупал путников, изливая обильные потоки воды и промочив их до нитки, то вдруг к полудню выйдет солнышко и заставит улыбнуться, глядя на переливающиеся, нежащиеся в лучах луга. В местах просторных и лишенных деревьев становилось как-то неуютно и скверно, тишина словно окутывала и давила. В такие дни Келлан и Триста не решались разговаривать, а шли молча. Каждый думал о своем и боялся нарушить глухое безмолвие.

Тем временем, как Келлан и Триста старались беречь еду и воду, Элба ни в чем себе не отказывал, так как вокруг для него всегда была еда – вечнозеленые трава и листья на деревьях, несмотря на то, что пришла зима, были для него и завтраком, и обедом, и ужином. Онгхус, как обычно, отлучался на охоту и возвращался сытый и довольный. Когда выпадал снег, Келлан ловил снежинки, и они таяли в теплоте его ладоней. Триста глядела на него, словно на сумасшедшего. Зиму она не любила, ей по душе скорее было жаркое лето, когда можно было улечься на нагревшейся за день травке и проспать всю ночь, а на утро проснуться только потому, что выспался, а не от того, что замерзли ноги.

Келлан покрыл спину Элбы шерстяным покрывалом под седлом, чтоб ему было теплее. Путники пробирались через густой, темный лес. Элба спотыкался о камни и торчащие корни под его копытами и от того шумно вздыхал. Был день, но здесь в лесу казалось, наступили сумерки и вот-вот опустится ночь. Келлан слез с коня и, взяв его за хомут, вел, чтоб немного облегчить его ход. Уже явно истекал день, а конца леса не было видно. Келлан уже начал заметно волноваться. В его голову даже приходила мысль, не заблудились ли они? Но он быстро отмахнул от себя такой вариант. Куда ни глянь – темнота. Триста ерзала в седле и вся словно сжималась, высокие деревья будто надвигались на них, и такого жуткого леса они еще не встречали за весь свой путь. Шорохи заставляли вздрагивать и оглядываться, но, как ни всматривайся, видно ничего не было. Стало заметно, что почва под ногами клонилась вверх, и становилось труднее идти. Туман, достающий до самой макушки Элбы, еще сильней усугублял положение.