Алина Бестужева - Третий чемпионат фабулы по прозе

Вскоре Андрею прислали диск с фильмом, под названием «Красавица и чудовище». В чудовище он увидел себя, красавицей была Рита. Все сцены, которые были его личной тайной, стали достоянием неизвестных людей, которые в конце фильма дали издевательский совет:

– Включай запись каждый раз, когда будешь заниматься рукоблудием. —

Именно это обидело Андрея и явилось той отправной точкой, с которой он начал иную жизнь – жизнь мстителя.

Я пишу этот текст слегка подшофе. Я выражаю своё сочувствие всем людям доброй воли, которых угораздило родиться кудрявыми. Именно таким был наш куратор, книгу которого «Алгоритмы решения задач по механике» вы до сих пор можете встретить на просторах Интернета. Глубоко седеющий и столь же глубоко лысеющий некогда блондин, он умел поразить нас, студентов, своей искромётной эксцентричностью. То возглашал из древлестуденческих опер крамольные арии, в которых звенело тревожащее слух комсомольцев и активистов слово «девки», то призывал пойти в стоящий по соседству собор насладиться церковным демественным пением и семиярусным небывалым иконостасом. Чисто из эстетических соображений. Нас. Комсомольцев и активистов.

Это было задолго до Чернобыля. Поэтому страхи у людей были какими-то мелочными и детскими. Война (не афганская, тихая и скрытная, а та, что прогремела на нашей земле) давно миновала (а он был участник войны, наш куратор). Очереди в магазинах стали уже обыденными, превратились из места раздражённого стояния истеричных граждан в привычный аналог современных соцсетей. Далеко впереди было то время, когда в хлебном магазине я увидел только пустые лотки да пару красочно облачённых представителей солнечной Африки, запечатлевающих на фото чёрствую горбушку крошащейся Империи.

Это было время-песня! За шестьдесят копеек студент получал талон «на посещение предприятия общественного питания с концертной программой», иначе – на право приобретения комплексного обеда, одного из двух сварганенных виртуозами столовской кухни наборов вкусной и здоровой пищи. Концертной программы, правда, не было, только в дальнем углу сиротливо стояла ударная установка, оставшаяся от некогда лабавшего в этих стенах студиозусного патлатого ВИА. Зато цены повсюду были ласковыми! За рубль можно было наесться от пуза, за три – съездить туда и обратно в ставшее нынче настоящей заграницей соседнее государство, за пятнадцать – путешествовать от Таллина (тогда ещё с одним «н» в конце) до Владивостока. Ну, может быть, минимум до Байкала.

Но кудрявым людям и в это благословенное время несладко жилось! И дело не в том, что их везде и повсюду подозревали по пятой графе как врачей-убийц, инженеров-вредителей и кладовщиков-расхитителей социалистической собственности. Парикмахеры! Вот кто был истинным бичом и проклятием обладателей роскошных, а иногда даже и потёртых эпохой кудрей. Возможно, во многом поэтому, а не только в безумном желании подражать Полу Маккартни, Андрюша Макаревич прибегал в своё время для выпрямления волос к помощи утюга…

Да, так вот. Я пишу подшофе и потому вспоминаю своего куратора, ныне давно уже покойного. Однажды он откровенно сказал нам, что приходит на лекции вот в таком же одухотворённом, взгретом с утра рюмочкой спиртного, состоянии. Ибо, – философски заметил он, – человек подвыпивший включает внутреннюю систему повышенного контроля над собой, в итоге допустит намного меньше ошибок, чем расслабленный и разнеженный самоуверенностью, твёрдо стоящий на ногах трезвый собрат…

Уж не знаю, в каком состоянии понесло однажды нашего куратора навести марафет на свои кудри к поющему парикмахеру. Итогом было вот это самое изречение, крылатая фраза, ставшая теперь названием моей философской притчи. Я сам слегка кудряв, когда выпью. Как минимум, имею ярко выраженную волну в чёлке. Когда я был маленький, бабушкина соседка, посмотрев на висящий в нашей комнате портрет Есенина с трубкой, посчитала меня его внебрачным сынишкой. Тоже ведь был не дурак выпить! И, должно быть, так же сложно, так же мучительно был причёсываем и стригом куафёром Симоном, воспетым поэтом Маяковским в стихах о Власе Прогулкине.

Как ни клади кудрявые волосы, как ни умащивай, как ни мочи одеколонами, лосьонами и прочими туалетными водами, они продолжают топорщиться, встают вихор за вихром, как последние солдаты из траншеи. В итоге выходит некругло. Если только не под Котовского. Поющий парикмахер постриг нашего куратора под Котовского. Ровно наполовину. А потом наш куратор протрезвел. И сбежал.

Он сбежал, а я вот теперь задумываюсь: кто же, на самом деле, страшнее поющего парикмахера? Кто бы мог ответить? Я встречал на своём пути немало умных, достойных и образованных людей. Одарённых, особенно когда они контролировали себя в усиленном режиме. Расскажу ещё об одном выдающемся человеке, встречу с которым подарила мне судьба. Один бывший ликвидатор Чернобыльской аварии, тогда – безменсмен, как называли новоявленных предпринимателей, очень интересно, можно сказать, виртуозно и филигранно, водил машину. Вёл он её идеально, без нарушений. А когда останавливался возле дома, по свидетельству очевидцев, выходил из машины так. Открывается дверца. Двадцать минут ожидания. Появляется и находит для себя опору правая нога водителя (ну не с левой же, в самом деле, ему вставать на твёрдую ногу!). Двадцать минут ожидания. Вторая ступень, вернее ступня, отделяется от коврика под рулевой колонкой и благополучно приземляется рядом с первой. В стельку пьяный водитель готов оторвать чресла от пригретого кресла. Ещё примерно через двадцать минут.

Очень сожалею, но не имел счастья ездить с ним рядом. Ведь в состоянии повышенного контроля над собой и мобилизации всех жизненных сил этот человек без труда дал бы мне ответ на поставленный во главу повествования вопрос! А так я слышал от него только одно запоминающееся славянское присловье перед трапезой, произносимое им вместо кавказского тоста: «Ну что? Напьёмся и подерёмся?»

Пойдём логическим путём! Волос на голове много, и они имеют свойство отрастать. Говорят, растут вместе с ногтями даже у Ленина в Мавзолее. А что у Ленина не растёт и у нас уже никогда наново не вырастет? Правильно! Зубы! Первый шаг на пути к постижению истины сделан. Страшнее поющего парикмахера – стоматолог-шизофреник. И это, увы, уже не из кураторских эмпирей, а из моего личного опыта! В семнадцать лет я ни за что ни про что лишился нескольких зубов, попав на профилактический школьный осмотр имено к такой захожей шизофреничке в очках-велосипеде.

Вы полагаете, что доктор в белом халате прежде всего берёт в руки маленькое круглое зеркальце на тонкой длинной металлической ножке? Эта шальная баба училась стоматологии в шахте имени Засядько! Отбойный молоток в дробящихся, крошащихся и разлетающихся веером мелких осколков угольных пластах ничто перед бормашиной в торжествующих руках этой фурии! Именно с неё, бормашины-отбойника, она и начала своё победное шествие, даже не глянув на мои жевательные и кусательные, за две недели до этого подправленные где надо лучшим стоматологом области. На все попытки возражений она гундела себе под нос: «У тя скрытый кариес!» За три дня она выдала на гора с безобразно большими пломбами пять моих зубов. Шестой оставила под мышьяком. И сбежала.