Ольга Фикс - Сказка о городе Горечанске

– А ты разве тоже в общаге живешь? Я думала, ты местная.

– В смысле, из Учгородка? Не, я из Третьих Горемычек. Проселком семь километров. Пешком не находишься, а ходить через лес вечером, после занятий, стремно. Автобус раз в три дня только. Вот в пятницу, на выходные, как раз и поеду.

– А ты на каком курсе?

– Да на первый поступаю, как ты. Вместе учиться будем. Ты ж на ветеринарию, верно?

– Да. А откуда ты тогда все так хорошо знаешь?

– А я потому что третий год каждые каникулы уборщицей здесь работаю. В году-то тут уборщицы лишние не нужны – студенты сами все прибирают, или там еще комендантша где чего вымоет. А летом-то народ разъезжается, комендантше одной не под силу, вот и нанимают со стороны.

– Третий год! Это сколько же тебе было?

– Седьмой класс. Тринадцать. Большая уже была, довольно-таки. Да раньше б батя и не отпустил одной в общаге тусить. До того я в каникулы при мамке на ферме вкалывала. Она дояркою у меня. Но надоело, честно сказать. Да и не высыпаешься с этими дойками толком никогда – то в три утра дойка, то ночью в одиннадцать. Фляги эти таскать – руки отваливаются. Здесь-то по сравненью с фермой нирвана. Помыла, где тебе сказали – и гуляй!

– Ничего так работенка для ребенка! И много тебе здесь платят?

– А я знаю? Деньги же родителям отдают, а наш брат за них только пашет. Вот начну с этого года стипендию получать – может, копейку какую-нибудь и урву для самой себя. А что? Соберу на билет, и рвану, Москву твою посмотрю. В гости к тебе приеду – не выгонишь?

– Приезжай, конечно! Об чем разговор! Но, послушай, а дети разве работают?

– А почему нет-то? Ну, не с утра до вечера, конечно, не как взрослые. А так – после школы, или в каникулы.

– Интересно! У нас в Москве, чтоб подростку куда в каникулы на работу устроится, на голову нужно встать. Знакомства нужны, справки всякие, и все равно скорей всего не возьмут. Это только у вас в семье так, или у других тоже?

– Да почти у всех! Малые совсем – и те летом крапиву для свинофермы рвут. А как без этого? Нет, ну есть, конечно, которые исключительно на своем личном хозяйстве все лето задницу рвут. Особенно, если оно у кого большое. Но, на мой взгляд, это даже хуже. На ферме, не говоря уж про здесь, иной раз и сачкануть можно. А дома-то, фиг! Дома тебе, чуть чего – так вставят, что в другой раз закаешься! Дома-то, у своих, мы все, как под микроскопом.

*

Оставшись одна, Аня аккуратно застелила постель. Переложила из рюкзачка вещи в шкаф. Вещей едва хватило на две с половиною полки. Огромный шкаф с этими вещами внутри казался еще более пустым, чем раньше.

Аня вынула ноутбук, подключила его к розетке. Интернета, разумеется, не было. У Ани при осознании этого факта ощутимо засосало под ложечкой. Показалось, что она одна-одинешенька в мире, на самом краешке Света, за тридевять земель от всего и вся!

По счастью, несколько любимых фильмов было у нее скачано. И Аня до темноты просидела, не отрывая глаз от экрана, полностью погрузившись в вымышленный кем-то мир, и стараясь не думать об ужасах окружившей ее реальности.

Перед сном, набравшись храбрости, Аня сходила в конец коридора, и тщательно почистила зубы. Закрывшись на щеколду в ржавой кабинке, стоически вынесла пять минут ледяного душа. Г-ди, как же люди моются в таких местах, где совсем-совсем-никогда не бывает горячей воды?! А зимой если?! Подумать страшно! В баню они, что ли, ходят? Или воду греют в кастрюльке? И таскают из кухни через весь коридор сюда? Интересно, сколько кастрюлек воды нужно, чтобы как следует промыть голову?

Это ей еще предстояло узнать.

Большая часть комнат на первом этаже были заперты, и казались пустыми. За некоторыми, однако, горел свет, и выбивался из-под дверей длинными светлыми полосками. Оттуда слышались голоса и смех. Хотелось постучать, зайти и представиться: «Здравствуйте, я Аня! Мы с вами будем вместе учиться!» Кто знает, приедь она сюда на автобусе, может, так и сделала бы.

В целом же коридор, по которому Аня возвращалась из душевой обратно к себе, был темен и бесконечен. Ни единой лампочки не горело под потолком. Одна лишь луна тускло светила сквозь мутные стекла окон. Идти было очень страшно.

Невдалеке от своей двери Аня с кем-то столкнулась. Она и этот кто-то, абсолютно невидимый в темноте, крепко приложились друг другу лбами. У Ани аж искры из глаз посыпались.

У самого аниного уха громко клацнули зубы.

– Извините! – пискнула, потирая ушибленное место Аня.

– Бля-я! Опять эта московская фря с косичками! Глаз у тебя нет, что ли?! Смотреть надо, куда прешься!

– Но ведь тут темно, – оправдывалась Аня.

– Сейчас ты еще скажешь, что не видишь в темноте! Локаторы к косичкам прицепи! А то вон их у тебя сколько, и все без толку! И откуда только такие берутся! И все на мою голову! Не, ну невозможно же жить, совсем!

И невидимый Анин собеседник, громко и горестно взвыл в сторону луны.

Толкнув дверь, Аня влетела в свою комнату.

Там было тепло, уютно, и совсем не страшно. Над застеленною кроватью горел ночник, освещая наскоро, скотчем приклеенный к стенке вышитый еще бабушкиными руками крестиком коврик. На коврике росли, переплетаясь между собой, диковинные цветы и травы.

Арчи свернулся на подушке в клубочек, во все стороны подрагивая усами. Бумс спал на своем матрасике под окном, вытянувшись, и положив голову на лапы. Во сне он изредка грозно взрыкивал, или, повизгивая, начинал вдруг перебирать ногами, точно бежал куда-то. Интересно, что ему снилось?

Аня села на койку, прижала к подбородку коленки и, жалобно всхлипывая, начала одну за другой расплетать косички. Косичек было так много, что работа эта заняла у нее полночи.

*

Утром, толком не выспавшись, и с трудом расчесав вставшие дыбом волосы, Аня кое-как закрутила их в хвост. Все эти действия сопровождались аккомпанементом из топота многочисленных ног. Но в коридоре, куда она выскочила с изрядным опозданием, Аня уже не встретила никого.

Бегом взбежав по тропинке на холм, Аня догнала спешившую в том же направлении группу знакомых уже ребят в банданах. За ними одиноко топал плечистый парень, с копной белесых, стянутых темной полоской дубленой кожи волос. Оба деревенских парня в кирзачах и чистых клетчатых ковбойках карабкались на холм по другому склону. С всех сторон к длинному, похожему на московский Манеж, зданию Главного учебного корпуса подтягивались, плелись, и неслись вприпрыжку разномастные фигурки будущих аниных соучеников. За некоторыми вслед бежали собаки, высунув языки, так как, несмотря на ранний час, солнце уже начинало припекать.

Мимо Ани, с гиканьем и свистом, пронесся на вороном коне тощенький кучерявый парнишка. Резко осадив коня у самого входа, пацан ловко спешился, и привязал своего красавца слева от крыльца к древней коновязи, где уже стояло несколько жалких на его фоне деревенских гнедых коняшек.