Ханс Андерсен - Забытые истории

Ива, застывшая в гордом одиночестве, была достойна кисти художника, однако стоило подойти к ней поближе, и тотчас становилось понятно, что ее окружение являет собой еще более живописное зрелище. В первую очередь, сказанное относилось к пруду, который цвел и зеленел, его заполонили водяные растения, а потому он казался зеленым пятном, – лишь на миг, когда расходилась в стороны потревоженная плюхнувшейся лягушкой зеленая ряска, можно было увидеть черную воду. К ней-то и тянулась старая ива. Сюда же склонил свои ветви росший сбоку куст бузины, который каждую весну стоял усыпанный цветами; над лопухами и крапивой навис дикий хмель, а в самом углу вымахал здоровенный рогоз 5 5 Рогоз – род многолетних водных или болотных трав семейства рогозовых высотой от 3 до 4 метров, с длинным и толстым ползучим корневищем. , необычайно бархатистый, могучий и крепкий.

Позади же всего этого зеленого великолепия одиноко ютилась ветхая, полуразвалившаяся крестьянская лачуга; казалось, она изнемогала под тяжестью лепившегося на ней гнезда аиста – единственного, что там не нуждалось в починке; дикий хмель оплел развалюху вплоть до темно-зеленой крыши, на которой тут и там росли среди разноцветного мха дикий чеснок и желтые цветы. На лачугу эту можно было только смотреть, но уж никак не дотрагиваться до нее – настолько она была дряхлой! Но это не смущало ни аиста, ни древнего старика, коротавшего в ней остаток своих дней, хотя ему частенько неприятно поддувало с севера, ведь к северу от лачуги не было ни единого деревца – ни ивы, ни бузины. Там расстилалась огромная барщина 6 6 Барщина – здесь господское поле, на котором трудились крепостные крестьяне. : овес стоял еще желто-зеленый, тогда как пшеница уже налилась золотом и созрела.

– Старик в лачуге, аист наверху, да я вот тут, у пруда, – говорила старая ива, – мы – одна семья. Я здесь дольше всех и появилась прежде остальных; а старика я помню, когда он был еще маленьким светловолосым мальчиком. В этой самой лачуге он родился и вырос; по моей спине он карабкался, баламутил пруд своими босыми ногами, – ни на неделю этот мальчишка не пропадал у меня из виду. Как-то раз он воспылал любовью к девушке – жалкий оборванец! По пути на ярмарку он сидел с ней бок о бок в повозке, но так и не осмелился признаться в своих чувствах – и тем лучше, поскольку на следующий же день девица согласилась выйти за богача крестьянина, доставившего ей и скот, и прочие блага. «Она это заслужила», – услыхала я тогда от робкого паренька. Не больно он был разговорчив, а в последний год и подавно – не чета моим ветвям: уж они-то шелестят на все лады, когда ветер резвится в них. Ни мне, ни ему торопиться некуда, а дождь с непогодой, солнечные лучи да облака пусть себе проносятся над нами! Аисту тоже не сидится на месте: каждый год ему нужно улетать отсюда Бог знает куда, в чужие страны, но он нас не забывает и каждый год возвращается обратно. Правда, воробьи чирикают, мол, на самом-то деле это потому, что здесь он не испытывает недостатка в хорошей еде, да стоит ли слушать болтунов, которые ни о чем другом и говорить не могут! Аист – преданный друг! «Благодаря ему не сносят лачугу», – сказала недавно барышня из господской усадьбы, присевшая у дороги и перенесшая на бумагу меня, лачугу, и аиста, – она назвала это зарисовкой.

Я, конечно, подсмотрела, что у нее получилось. Меня изобразили любующейся своим отражением в пруду, однако на этой картинке можно лицезреть лишь мою внешность; того, что я чувствую, там, как ни старайся, не разглядишь.

«До чего ж здесь славно, сущая благодать!» – радуется старый Якоб, живущий в лачуге. Аист же считает, что места лучше этого не сыскать: и то правда – здесь наши корни, а у него тут свое гнездо.

Бывало, – да-да, частенько бывало, и боюсь, не избежать этого и впредь! – поэты воспевали одно лишь благородное да богатое: то, что Господь наш, словно в подтверждение человеческой ничтожности, выдвинул в первый ряд. Стыдитесь, господа поэты! Мы же собираемся воспеть картошку, ибо она это заслужила, и да будет благословен тот день, когда проросла она в Европу!

– Воспеть картошку! – удивленно восклицает кто-то и тут же добавляет: – Вот умора!

Подобного не услышишь, когда речь заходит о самом первом стихотворении на свете или, скажем, сундуке с деньгами. Однако же картофель, славный, питательный картофель, является достойнейшим объектом, поскольку с честью выполняет свое предназначение. Вот мы и восславим его! И все же нам это не под силу: никто не воздаст картофелю должное прекрасней и возвышенней виденного нами однажды в одной из беднейших, теснейших улочек большого города. Из здешнего погребка вышла маленькая оборванная девочка, она вся раскраснелась, ее глаза сияли, в руках малышка держала миску, полную горячего картофеля, только что купленного ею внизу. Девочка ликовала: «Мы устроим дома пир! У нас будет горячая картошка!» – ни одному священному птичьему гнезду индейцев не поклонялись с таким великим восторгом и сердечной искренностью, каких удостоилась простая картошка.

Из Америки, а точнее из Перу, «страны золота», прибыл к нам этот скромный земляной плод – благословение для человечества, манна небесная в голодную пору! Работорговец Хоукинс 7 7 Хоукинс Джон (1532—1595) – английский моряк, бывший, помимо прочего, работорговцем. По некоторым источникам, в 1563 или 1565 году именно он впервые привез картофель в Европу из Перу. привез его в Англию, а Йонас Альстрёмер 8 8 Альстрёмер Йонас (1685—1761) – шведский промышленник, который в 1724 г. (а вовсе не в 1720, как сообщает Андерсен) ввел картофель в обиход у себя на родине. ввел в обиход в Швеции в 1720 году; немногим позже картошка добралась и до Германии, но всюду она поначалу была отвергнута, забыта – и, наконец, добивалась признания! Биография картофеля имеет много общего с историей жизни большинства великих людей. 9 9 Возможно, здесь заложено зерно будущей истории «Тернистый путь славы» (1856).

Картошке и впрямь пришлось пережить немало горьких дней, ставших достоянием истории. Думаете, ее тотчас же принялись выращивать, получая богатый урожай? О ней твердили священники с церковных кафедр, короли самолично раздавали клубни, чтобы люди сажали их в землю, но разве уследишь, вправду ли посадят. Не далее как сотню лет назад прусский король Фридрих II 10 10 Фридрих II (1712—1786) – прусский король-полководец, прозванный также Картофельным Фридрихом. Используя военную силу и хитрость, он внедрил в своей стране картофель, спасший немцев от голода. В благодарность за это на его могилу до сих пор приносят клубни картофеля. пожаловал целый воз картофеля городу Кольбергу и приказал бить в барабаны, чтобы созвать всех горожан. Отцы города показали народу новый плод, после чего огласили, как его нужно сажать, растить и готовить в пищу. Однако мало кто уразумел сказанного, и горожане принялись пробовать на вкус сырую картошку: «Фу, какая гадость!» – возмутились они и отшвырнули клубни, приметив, что даже собаки не стали их есть.