Владлен Дорофеев - Бунтарский род Вадковских. «Истории русской провинции» №86

На войне Иван Вадковский доблестно сражался, но не гусарствовал, и в быту чрезвычайно скромно обходился.

В той же битве под Кульмом, был смертельно ранен его однополчанин, поручик 9-той роты Лейб-гвардейского Семёновского полка, Александр Васильевич Чичерин. В своём дневнике он вспоминал, как ещё под Малоярославцем уступил палатку дня ночлега Кутузову, а сам перебрался к Вадковскому: «Прощайте покой и сибаритское существование; усталый, грязный, полуголодный, без постели, я всё-таки готов благословлять небо, лишь бы успехи наши продолжались. Теперь у меня нет даже палатки. Сегодня утром светлейший в весьма учтивых выражениях попросил её у меня, а я не так дурно воспитан, чтобы отказать. И вот я перебрался к Вадковскому, где очень неудобно; а в моей палатке укрыты судьбы Европы».

Битва под Кульмом. 1820-е г. Неизвестный художник

По возвращению из европейских походов, русские офицеры заразились либеральными идеями. И вот в этот момент начальник штаба гвардейского корпуса генерал П. М. Сипягин принял Вадковского в члены одной из масонских лож. Но почти сразу Иван Фёдорович отошёл от масонства. Позднее он признавался: «Слишком мало любопытен, чтобы проникать в тайны ложи (в существовании которых, впрочем, сомневаюсь), будучи весёлого и беспечного нрава, я не мог не смеяться над зрелищем, которое доставляли мне мои товарищи по обществу».

Знаменитый лейб-гвардии Семёновский полк, в котором по семейной традиции служил Вадковский, был на особенном положении в русской армии. Ещё бы, ведь шефом полка, тоже по традиции династии Романовых, был сам император Александр Первый!

Воодушевлённые европейским либерализмом командиры-семёновцы отменили у себя в полку телесные наказания рядовых с согласия всех ротных начальников и полкового командира генерала Я. А. Потемкина. Запретили грубое обращение к солдатам, в частности, даже на «ты», улучшили их бытовые условия. Всячески поощряли грамотность среди них, создав для этого полковую библиотеку.

Все эти меры приняли под давлением членов «Семёновской артели», офицерской организации, ставшей одним из прообразов декабристских обществ. В рядах артели были и будущие декабристы: Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Трубецкой, Чаадаев, Якушкин, Бестужев-Рюмин, Шаховской.

Мемуарист Филипп Филиппович Вигель вспоминал об атмосфере воцарившей в полку: «При поведении совершенно неукоризненном, общество офицеров этого полка почитало себя образцовым для всей гвардии. Оно составлено было из благовоспитанных молодых людей, принадлежащих к лучшим, известнейшим дворянским фамилиям. Строго соблюдая законы чести, в товарище не терпели бы они ни малейшего пятна на ней. Сего мало: они не курили табаку, даже между собою не позволяли себе тех отвратительных, непристойных слов, которые сделались принадлежностию военного языка. Если которого из них увидят в Шустерклубе, на балах Крестовского острова или в каком-нибудь другом месте, из полку общим приговором был он исторгнут. Они составляли из себя какой-то рыцарский орден, и всё это в подражание венчанному своему шефу. Их пример подействовал и на нижние чины: и простые рядовые возымели высокое мнение о звании телохранителей государевых. Семёновец в обращении с знакомыми из простонародья был несколько надменен и всегда учтив. С такими людьми телесные наказания скоро сделались ненужными, изъявление неудовольствия, сердитое слово были достаточными исправительными мерами. Всё было облагорожено так, что, право, со стороны было любо-дорого смотреть».

Либеральные нововведения семёновцев не пришлись по вкусу могущественному царедворцу, государственному и военному деятелю, графу Алексею Андреевичу Аракчееву. Человек он был выдающийся, но своеобразный, с иронией именовал себя «необразованным новгородским дворянином», хотя собрал одну из лучших библиотек в государстве, и видевший дальнейшее развитие России в укреплении порядка и дисциплины. К этому времени он фактически подчинил себе Государственный совет, Комитет министров, собственную Его Императорского Величества канцелярию, и обладал огромным влиянием на императора Александра Первого.

И вот, весной 1820 года, Аракчеев добивается смещения с поста командира Семёновского полка генерала Потемкина, назначив на его место боевого вояку и жёсткого педанта полковника Григория Ефимовича Шварца. Приложил руку к новому, и как окажется впоследствии, глубоко ошибочному назначению и младший брат царя, Великий князь Михаил Павлович, особенно настаивавший на назначении Шварца, и утверждавший, что именно этот командир: «беспрестанно содержа семёновцев в труде и поте, выбьет из них дурь».

Чем уж семёновцы насолили этим господам, мы теперь не узнаем!

А между тем обстановка в полку резко изменилась. Началась бесконечная муштра, вернулись палочные наказания провинившихся солдат. Беспрерывные учения, неизменно заканчивавшиеся экзекуциями, производились даже в праздники.

Но полковник на этом не успокаивался! Видно серьёзно его «накачали» высокопоставленные начальники! А скорее всего, характер у него был такой, дурная кровь немецких предков не давала покоя. И ежедневно на квартиру к Шварцу направлялся очередной десяток рядовых, которых он лично муштровал в своей гостиной, заставляя часами стоять без движения с поднятой ногой. И эти издевательства не миновали никого в полку, а ведь большинство солдат были славными героями Отечественной войны 1812 года!

Армейская муштра. 1820-е г. Неизвестный художник.

Весной 1820 года вернувшись в полк из отпуска, Вадковский ужаснулся. Вот что он напишет: «В мае месяце заметив, что грубое обхождение господина полковника Шварца отяготительно для подчиненных, принял я намерение идти к нему для предоставления моих замечаний». К сожалению, тогда Ивана Фёдоровича отговорили товарищи!

С каждым днём атмосфера в полку накалялась. Только с 1 мая по 3 октября, по указанию Шварца, были наказаны 44 человека, которым во время экзекуции нанесли более 14 тысяч ударов палками!

Солдаты в полку роптали.

Офицеры были растеряны, понимая незыблемость позиций командира Шварца.

Назревало восстание.

И оно вспыхнуло. В батальоне… Вадковского!

16 октября первая рота, самовольно собравшись на вечернюю поверку, объявила протест командиру полка. Ротный начальник капитан Кашкаров донес о случившемся Ивану Фёдоровичу. Вадковский бросился вразумить Шварца. Но тот сделал ему выговор за потачку солдатам и пожаловался на него Великому князю Михаилу Павловичу.