Вероника Черных - INTERNAT 3.0

– Здравствуйте, Зинаида Аркадьевна, – услышал Денис знакомый голос. – Как хорошо, что мы застали вас дома. Похоже, это уникальный для вас случай нормального возвращения с работы.

– Что значит – нормального возвращения?

– Вовремя. Или, простите, для вас это немыслимое понятие?

– Что вам нужно? Почему здесь полицейские? Я никакого заявления не писала.

– Заявления? Насчёт чего?

– Что Денис… неважно.

– Нам всё важно, Зинаида Аркадьевна, – мягким, увещевающим голосом произнесла женщина в коридоре. – Нас интересует всё, что связано с вашей неполной семьёй. Можно пройти в комнату?

– Не думаю.

– Почему?

– Просто нежелательно. И представьтесь, пожалуйста.

– Да, конечно, Зинаида Аркадьевна. Я омбудсмен школы, в которой учится ваш сын Денис. Зовут меня Люция Куртовна.

– Как? – переспросила мама.

– Люция Куртовна Душкова, – вежливо повторила посетительница. – И я к вам с официальным визитом. Вот подтверждение моих полномочий.

– А полицейские – подтверждение чего? – с насмешливой ноткой спросила мама.

– Они не подтверждение, Зинаида Аркадьевна, – чуть жёстче ответила Люция Куртовна. – Они – гарантия моих полномочий.

– И в чём они состоят, эти ваши полномочия? – настороженно спросила мама.

Денис чуть не лопнул от любопытства. Он поднялся с дивана и прильнул к дверному косяку. В коридоре действительно стояли сияющая ямочками Душкова и два мента с кислыми физиономиями.

«Чего это они припёрлись? – обалдело подумал Денис. – Из-за денег? Откуда она узнала, что я деньги у матери спёр?! Я ж вроде никому ни намёком!»

– В качестве омбудсмена я изучила состояние вашей семьи и приняла решение.

Мама тем же настороженным тоном спросила:

– И какое решение вы приняли?

Ласково улыбаясь, Люция Куртовна прожурчала:

– Об изоляции вашего ребёнка в специализированном детском учреждении – интернате № 34 – и о направлении в суд иска об ограничении или лишении вас родительских прав. Тут уж как повезёт.

У мамы перехватило дыхание. Она секунды три молчала, потом рассмеялась громко, нервно – не зная, как реагировать.

– Что вы сказали? – дрожащим от непонимания голосом переспросила она.

Люция Куртовна прожурчала всё тот же текст – слово в слово.

– Не поняла, – призналась Лабутина. – Это что, шутка? Показательное выступление?

Душкова лучезарно показала мелкие ровные зубы.

– Вы прекрасно знаете, что нет. Можете почитать на досуге официальное заключение. А мы мальчика изымаем.

– Изымаете, значит?

Лабутина часто задышала.

– Имеете право? – изменившимся голосом поинтересовалась она.

– Имеем, – сладостно, как близкой подруге, сообщила Душкова. – Я представитель ювенального суда в России, защитник прав детей. Понимаете, Зинаида Аркадьевна? Вы умная женщина, надеюсь. Не чините препятствий. Это глупо. Всё равно ведь заберём мальчика.

– Да как вы смеете его забирать?! – закричала мама. – Вы ему кто?! Никто! Я его вы́носила, родила, инвалидом по женской части осталась, он мой единственный сын! Я его кормила, одевала, лечила, воспитывала, а вы что? На готовенькое накинулись?! Хоть одна-то причина у вас имеется его забирать? Спятили, что ли, там, наверху, что у матерей детей забирают ни за что ни про что?!

– Зинаида Аркадьевна, – душевно принялась увещевать Душкова, – всё по законам ювенальной юстиции – самой продвинутой в США и Европе системы защиты прав ребёнка. Почитайте заключение на досуге. Я бы вообще посоветовала вам изучить эти современные законы. Они включены в общую судебную систему. Вот изу́чите – и поймёте, в чём ваши недоработки как родителя, как матери.

– Да о чём вы говорите?! – кипела Зинаида Аркадьевна. – Как вы можете судить, есть у меня доработки или нет?! Вы хоть сами понимаете, как это возможно ворваться ко мне в дом с полицейскими, размахивать мне тут бумажками – кто их вам написал?! Дебил какой-то… И воображать, что из-за глупых писулек…

– Вашего сына, прошу заметить, – прожурчала Душкова.

– Что?

– Эти глупые писульки ваш сынок написал.

– Не верю! Вы врёте! И что, вы думаете, я вручу вам своего сына, которого четырнадцать лет растила, чтобы вы засадили его в интернат и сделали из него преступника, а из меня – его врага?!

– Ну зачем же так утрированно, – улыбчиво пропела Душкова. – Измени́те своё отношение к сыну, к его увлечениям, к его питанию и развлечениям, к его нуждам. Наконец, найдите более денежную работу, чаще бывайте дома, и мы пойдём вам навстречу… через суд, через освидетельствование, через некоторое неопределённое время – когда мы убедимся в вашем исправлении, вашей лояльности…

– Вы, значит, убедитесь? – усмехнулась мама. – И в моём именно перевоспитании и лояльности? Очень интересно. Безумие просто какое-то. Вы мне тут вещаете, что вот так запросто, из-за ничего, из-за того, что я работаю на двух ставках и беспокоюсь, что Денис свихнётся из-за компьютерных игр, я буду лишена родительских прав? Ну и дурость! Мне, значит, запрещено воспитывать собственного сына?

– Так, как это пытаетесь делать вы, – да, запрещено. Вы нарушаете права ребёнка. Это вы понимаете? – мягко плела паутину Душкова.

– Не по-ни-ма-ю! – отчеканила мама и схватилась за лоб: у неё отчаянно заболела голова. – Не понимаю: детдом становится лучше родной семьи, что ли?

– Смотря, какая семья. Иногда изоляция лучше и полезнее, чем родительский дом.

– Что вы говорите?!

У мамы полезли на лоб брови.

– Первый раз слышу, что чужой человек лучше любящей матери.

– Так то – любящей, – ввернула Люция Куртовна, улыбаясь, играя ямочками.

– Вы намекаете, что я сына не люблю?! – взорвалась мама. – Да из-за кого я так горбачусь?!

– Не знаю, из-за кого. Но только я вижу, как попираются права Дениса, как развито насилие и рукоприкладство в вашей неполной семье.

– Какие ещё насилие и рукоприкладство?! – не поняла мама.

Потом вспомнила.

– Это когда он в ванной о косяк ударился? Вот здорово! И тут я виновата.

– Конечно. Бить ребёнка мы вам не позволим. Обижать и тормозить его развитие – тоже.

Денис слушал и холодел от страха. Каждая строчка заполненной им анкеты, каждое произнесённое им за чашкой чая с омбудсменом слово жгло его пониманием собственной глупости и самонадеянности. Вот дурак! Чего хвост распушил, балбес? Перед кем? Перед врагом? Ведь эта Люция Куртовна – враг. И какой враг!

Страшный.

Дениса передёрнуло. Что-то защекотало ему висок, он дотронулся до кожи. Она оказалась мокрой. Холодный пот. Вот он какой, оказывается. Вот он отчего. От страха.

Мама спорила, возмущалась, отстаивая сына. Душкова смотрела ей прямо в воспалённые глаза и ямочками на щеках играла, ласково улыбаясь. Когда мама перевела дух и ладонью отёрла мокрое от слёз лицо, омбудсмен прожурчала: