Талина Март - День накануне Ивана Купалы. Книга первая

– Вот видишь, – показывала Нелли Савельевна малиновым ноготком, – вот, шрамик. Японскими иглами шили, шеф оплатил.

Она рассказывала так подробно, так занимательно, что Стаське стало казаться, что он давно знает и салон, в котором Нелли Васильевна работает, и девочек-сотрудниц, и даже их шефа Вольдемара.

Димка заглянул, оценил обстановку и убежал делово. Спустя минуту явился вновь.

– Стаська, – он кивнул Нелли Савельевне, которая начала всю историю заново, – я тебе раскладушку поставил – где Рыська лежала. Там болеть лучше.

Гостья заторопилась и откланялась. А Стасик, прогулявшись и пригубив по настоянию Димки молока, устроился на новом месте. Тут же объявилась Рыся, залезла под выгоревшую, скрипучую раскладушку, спиной потолкала Стаса, покрутилась, обживая местечко, и затихла. Димка рассказал, что Диночка уехала с бабушкой встречать маму с братишкой из роддома. А Казимир Степанович ушёл звонить – вызывать Стасику врача.

Лежать в тени под орехом действительно было приятней, чем на верандочке. Но только Стас смежил веки, как у раскладушки объявилась Нелли Савельевна – вся в нежно-салатовых тонах. Она посмотрела, поджав губы, а потом сказала:

– Я вижу, Стасик, ты хороший мальчик, домашний, воспитанный, не то, что Дима. Послушай меня – держись от него подальше, он может тебя испортить.

Стаське лень было говорить, он промолчал, но про себя возмутился: «Как можно меня испортить? Что я – овощ какой, что ли?»

– Подумай над моими словами, – весомо сказала Нелли Савельевна и ушла.

Проснулся Стас от шумного разговора. В двух шагах от него, возвышаясь подъёмным краном, Казимир Степанович что-то сердито выговаривал крепышу в белом халате. По случаю жары халат незнакомца был застёгнут на одну пуговицу и, закрывая шорты, выгодно подчёркивал кривизну поросших жёлтой шерстью ног.

– Как так можно? – горячился Казимир Степанович. – Я первый раз звонил – ещё семи не было. Потом звонил в десять, мне обещали, что вы вот-вот будете. А сейчас, – он посмотрел на часы, – почти час, без малого. А если б это был аппендицит или сердце?!

Крепыш спросил хрипло:

– У вас сердце?

– Нет, у меня ребёнок больной.

– Вас должны были проинструктировать.

– Да. Положить в прохладу и давать пить.

– Правильно.

– Но он спит, а я волнуюсь.

Крепыш хитро посмотрел на Стасика, подмигнул и сказал:

– А может, у него сна не хватает? В организме.

Казимир Степанович возмутился:

– Как вы смеете? Явились через шесть часов и ещё шутите!

– Не волнуйтесь, папаша, с вашим ребёнком всё в порядке. Лучше дайте водички – пока машина не придёт, я весь ваш. Во, колоночка! – и крепыш, опустив на землю пахнувший лекарствами чемоданчик, двинулся к колонке.

Казимир Степанович, не находя слов, пошёл следом. А незнакомец, не снимая халата, залез головой под струю воды, пил и плескался там, что твой гусь.

– Послушайте, вы! Вы, вообще-то, медик?

Парень, блаженно прикрыв глаза, кивнул головой, мол – «медик, медик».

– Безобразие, – кипятился профессор, – откровенное безобразие!

– Ой, гражданин, вас послушаешь – со стыда сгоришь, – фельдшер выпрямился и, сдув капельку с носа, начал снимать намокший халат. – Всё-то вы знаете – прям доктор наук, не иначе.

– А что, я неправ? – отступил Казимир Степанович.

– Правы, правы. Но и я по правилам должен иметь сколько вызов о в за смену? Во, и не больше. И машина у меня должна быть нормальная.

Поднявшись на ступеньку колонки, медик стал повыше и, подчеркивая важность сказанного, держал указательный палец перед подбородком профессора.

– А я имею этих вызов о в больше, в два раза. И машина по такой жаре у меня кипит. Кипит, булькает и ехать отказывается. Потому мы ездим не от больного к больному, а от колонки к колонке. А от больного к больному я хожу сам. Вот этими, – крепыш потряс сначала одной, а затем другой, – ногами.

Он вытер лицо и шею снятым халатом, встряхнул, снова надел его, а потом сунул ногу, прямо в плетёнке, под струю воды и, жмурясь, пошевелил пальцами.

– А, главное, обидно, что все вызов а , все до одного – дикие, – медик поменял ноги. – Словно люди юга никогда не видели: купаются до обалдения, загорают до почернения и пьют до посинения. Мне эти отдыхающие уже вот где!

Он ткнул себя большим пальцем в правое подреберье.

– Да у меня ребёнок, – пытался возразить профессор, – он вина не пьёт.

– Уже легче, значит, промывать не придётся. И вообще, папаша, можете мне поверить: я сразу всё понял. Хотите, скажу?

Фельдшер, плюхая обувью, подошёл к раскладушке. Пощупал прохладными пальцами пульс Стасика, раскрыл ему пошире правый глаз, посмотрел внимательно, кашлянул и сказал.

– Значит, так: ребёнок не местный. Наши ещё в мае успевают облезть не по разу. Стало быть, приехал день два назад. На море был, но не перекупался, не перезагорал – это главное, то есть, жить будет. Расстройства нет?

Стаська отрицательно помотал головой.

– Чудненько. А то приезжают и дуют прямо из-под крана, а там, в нашем-то климате… – он запнулся. – Гм. Да. Читаем дальше: физиономия явно стёсанная – упал?

Стас кивнул.

– Так и запишем: летать, не научен. Где угораздило?

Стасик, стыдясь лжи, старался не глядеть на профессора:

– В футбол.

– Спортсмен, значит. Похвально. А колени у нас как? – крепыш откинул покрывало. – Естественно, и колени. Главное, что грязи и нагноения в ранах нет. Значит, надо продолжать в том же духе. Вопросы есть?

– Но он спал, понимаете, не мог открыть глаза.

– Дык, это… – фельдшер почесал мокрую грудь, – акклиматизация, знаете ли. Это не фунт изюму: бешеное количество кислорода, солнце, море, движение в неограниченном количестве. А если самолётом летел, то смена часовых поясов. Нагрузка? Нагрузка. Когда он приехал?

– Позавчера.

– Ну, вот, первый день продержался на эмоциях, а потом – всё, организм не железный. Вдобавок, ночь почти не спал. Верно гутарю?

Стасик кивнул.

– Естественно, вон какие плечи румяные. Дай-ка, я спину гляну.

Крепыш, обойдя раскладушку со стороны ног, подошёл к лежавшему на боку Стасику сзади и откинул покрывало.

– О! – голос медика изменился.

Он легонько оттянул резинку трусов Стаса, присвистнул, сказал: «Матка боска!», а потом спросил Казимира Степановича:

– Так, гражданин, кем вы приходитесь этому ребёнку?

– Я? Я отдыхающий, как и он. Его родители знают нашу хозяйку, вот и прислали мальчика. А в чём дело?

– Дело в том, что оно пахнет керосином. И раз вы человек посторонний – отойдите. Нет, лучше уйдите. Совсем. Я забираю ребёнка в стационар. И дело пойдёт законным путём. А вы идите, идите, – фельдшер выставив ладони шёл на профессора.