Евгений Терехин - Иди в баню и не парься. 33 разговора о детях, дружбе и любви

Просматриваю старые видео – 2006 года – и ловлю себя на мысли: «Что бы я отдал, чтобы вернуться туда хотя бы на мгновение и посмотреть на свою дочь, танцующей в 5-летнем возрасте?» А ведь тогда мне все казалось обычным, обыденным – ну ладно, танцует ребенок, ну и пусть себе танцует. Тогда мне не казалось, что я обладаю сокровищем. Все было повседневным.

Теперь, девять лет спустя, дочь тоже танцует, и опять все кажется обыденным. Но, просматривая старые видео, остро осознаешь одну не вполне очевидную вещь – Бог не в чем-то экстраординарном, он в ординарном. Он в обыденности. Он в повседневных мелочах. Он настолько имманентен, слит с текущим моментом, что я не могу его даже отделить от собственного дыхания.

Пророк Илия понял, что Бог не в сильном ветре, не в огне и не в землетрясении, а в тихом дуновении. По-еврейски это то же слово, что «дыхание, дух» (3 Цар. 19:12). Бог – это дыхание. Мы дышим, живем мгновение за мгновением, но не подозреваем о том, насколько он явен в эти мгновения. И только отдалившись от этих мгновений на некоторое расстояние, мы начинаем прозревать в них Бога.

Вдруг становится очевидным, что твоя компания друзей, веселящихся за столом десять лет назад, это чуть ли не рай. Смотришь и понимаешь, что я что-то упустил в те мгновения, и, наверное, упускаю сейчас. Я упускаю Бога в обыденности. А он именно здесь. Он не в потрясениях и не в землетрясениях. Он здесь и сейчас, но он слишком большой, чтобы увидеть его лицом к лицу. Он подошел к нам слишком близко, чтобы мы разглядели его глаза, нос, черты лица.

Как его узнать сейчас, когда сынишка взял теннисную ракетку и использует ее вместо клюшки, размахивая во все стороны? Ну вот, мне в лицо мячиком прилетело. Хочется строго-настрого ему что-нибудь сказать.

Уже десятый раз прерывает меня вопросом о только что просмотренном «Властелине Колец»:

– Папа, а почему у черных всадников лица не было?

– Я же тебя попросил десять минут помолчать. Я пишу.

– А, точно, извини.

Замолкает. Через минуту:

– Папа, а можно мне пострелять из лука? Я в тебя попадать не буду».

«А-а-а, – внутренне закипаю я, но где-то в подсознании все же улыбаюсь – здесь Бог, прямо здесь, прямо сейчас. Ну когда еще мой сын будет таким, как сейчас? Никогда.

Каждое мгновение – подарок, другого такого не будет. Никогда. Осознание этой «никогдашности» помогает отступить от этого мгновения на некоторое расстояние, и тогда, вдруг, проступают чьи-то черты, угадывается чей-то силуэт. Ты умиляешься и удивляешься тому, что имеешь прямо сейчас. И тогда ты слышишь ответ на свой немой вопрос:

– Где ты, Бог?

– Я не в землетрясении, не в ветре, не в огне, а в мячике, который только что прилетел тебе по лицу. Потому что, когда ты отступишь от этого мгновения и вспомнишь о нем лет через десять, тебе захочется расплакаться и сказать: «Как же я мог тебя не увидеть! Да вот же ты. Хочу обратно».

Одна из самых эффективных тактик усыпления незасыпающих детей, которые мы испробовали за четырнадцать лет, состоит в следующем. Когда ребенку не спится по какой-то причине, нужно просто ему сказать: «Я приду через десять минут и посмотрю на тебя». Даже если через десять минут он не заснул, то в следующие десять минут точно заснет. Работает со всеми нашими детьми, а их три штуки.

Стоит только сказать: «Мама или папа придут через десять минут», как ребенок почти моментально расслабляется. Он знает, что стоит подождать немного, и мама придет. Десять минут – не срок. Скоро все будет хорошо. Наблюдая за этим странным воздействием, я всегда удивлялся тому, что у меня с Богом не совсем так. Ведь он сказал: «Гряду скоро». Самое время успокоиться и заснуть. Но нет, не получается. Вернее, не всегда.

А у детей все просто. Папа скоро придет. Полежи и подожди. И он лежит и ждет. Он точно знает, что осталось немного, и он увидит папу. Папа его обнимет, поцелует, и все будет хорошо. Никакие волки не придут. Папа вот он, за дверью. Зевок – и сон.

«Се… близко при дверях», – говорит Бог. Пора расслабиться, успокоиться и отдыхать. Пора вздохнуть полной грудью: если папа прямо сейчас придет, чего бояться? Он придет через десять минут. Если в первый раз не заснешь, то заснешь во второй. Во второе пришествие. Второе пришествие – это не повод для страха, а повод для покоя, умиротворения. «Возлюбленному Своему Он дарует сон».

Последнее время – не повод паниковать, напрягаться или париться. Это радостное ожидание – до прихода папы осталось 9,8,7,6,5 минут. Чем он ближе, тем нам спокойнее. И, скорее всего, мы заснем раньше, чем он придет во второй раз. Так всегда бывает – с моими детьми. Во вторые десять минут они обычно засыпают. До моего второго пришествия.

Второе пришествие – самая радостная новость, какая только может быть. Она успокаивает. Какие волки? Какие катаклизмы? Какие бедствия по местам? Какие глады и моры? Какие язвы, чаши и трубы? Фантомы тают. Страхи рассеиваются. Папа за дверью. Я вижу свет, просачивающийся из-под двери. Он там. Он очень близко. Сейчас он зайдет. Подойдет, поцелует, подоткнет одеяло. А потом – будет утро нового дня. Солнце. Мы откроем глаза и увидим его улыбку. И начнется игра.

Первое, что хочется сделать утром, когда видишь своего ребенка, трущего глаза после ночных сновидений, это улыбнуться ему во весь рот и сказать: «Это кто у меня тут такой красивый проснулся!» Высказывание, надо сказать, совершенно неинформативное. Но в нем что-то есть. После него на детей находит веселое и бодрое настроение, и в течение дня, попадая в мое присутствие, они испытывают желание «быть хорошими», «умываться» и «делать уроки».

Если же забываешь это делать, и встречаешь детей безразличием по поводу того, что они проснулись в этот мир, или же, не приведи Господи, брякнешь что-нибудь вроде: «Кровать заправил?», ребенок тут же съеживается и начинает ожидать от тебя продолжения диверсий.

С чего мы начинаем день для наших детей? С улыбки, приглашающей их в мир и зовущей в интересные отношения? Или с упреков, требований, безразличия или негативизма? Что они чувствуют, когда мы заходим в их комнату? «Ну вот, сейчас будет еще одно задание», «опять что-нибудь не так». Или: «О интересно, что мама-папа скажут хорошенького?» «Что еще меня сегодня ждет радостного?»

Бывают люди, которые заходят в комнату, и тебе сразу становится понятно, что сейчас будет что-то хорошее. Но бывают люди, которые заходят в комнату, и ты понимаешь, что тебе несдобровать. С каким ощущением мы идем по жизни прямо сейчас? С ощущением придавленности, что сейчас в нашу жизнь ворвется кто-то или что-то, что сделает нашу жизнь тяжким бременем? Или с ощущением того, что с самого момента нашего пробуждения кто-то улыбается нам во весь рот и, как солнце, заражает бодростью и энергией?