Артем Патрикеев - Колокольный мертвец

Тимофей приподнялся на локтях и уставился старушке в лицо:

– Кто вы?

– Ты меня видишь? – удивилась старушка. Её голос звучал как колыбельная, добрая, сказочная и очень сонная.

– Конечно, а разве…

Она не дала Тимофею закончить фразу, приложив палец к губам:

– Зря, когда не видишь, намного интереснее.

Тимофей и не заметил, как она оказалась прямо рядом с ним.

– Спи, мой глазастый друг, – проворковала старушка и ладонью закрыла Тимофею глаза.

И снова сон увёл сознание мальчика в свой мир.

Утром Тимофей о старушке уже не вспоминал. Её как будто стерли из его памяти. Он помнил лишь сон, в котором он со Святославом бродил по лесу, а рядом с ними бежал огромный кабан и весело хрюкал.

Хороший был сон, жаль, что всё когда-нибудь кончается. Вообще-то Тимофея разбудил влажный настойчивый пятачок, громко сопящий прямо в ухо. Сначала пятачок только сопел, а затем ещё начал тыкаться и фыркать.

Тимофей поднялся и посмотрел на поросёнка. Тот лежал с закрытыми глазами и носом искал материнский сосок. Вероятно, во сне он был со своей семьёй и лежал где-нибудь в яме или огромной норе.

– Да, не повезло тебе, – Тимофей погладил полосатую спинку. Поросенок тут же открыл глаза и некоторое время непонимающе смотрел на Тимофея. – Что-то ты долго соображаешь для дикого зверя.

Тимофей намекал на то, что в лесных условиях, если так долго приходить в себя после сна, легко можно стать чьей-нибудь добычей. Но кабанчик мальчика не боялся. Может быть, он слишком мало провел времени со своей матерью, а может быть, он не чувствовал опасности. А если нет опасности, то нет и беспокойства. «Чего же тебе дать?» – стал размышлять Тимофей. Мама завтрак ещё не давала и не звала. Судя по только-только поднимающемуся солнцу, до этого момента ещё было ждать и ждать. Драгомира нигде не было видно. Домослав в такую рань скорее всего еще сидел дома. Хотя… Два подгнивших бревна в полу исчезли, а на их месте красовался свежий тёс.

«Откуда он взялся? Неужели я все проспал?» – удивился Тимофей, но про голодного поросёнка не забыл, сказав в слух:

– Что же делать?

– Я всегда выполняю свои обещания, – Драгомир проскользнул в приоткрытую дверь. – Обещал, что достану кормёжку, значит достану.

– Драгомир! – обрадовался Тимофей. – А я уже и не знал, что предпринять.

Драгомир притащил с собой целый кувшин свежего парного молока, немного сыра и хлебную лепёшку.

– Где ты всё это достал? – Тимофей наблюдал за тем, как хлевный доставал из-за пазухи съедобное богатство и раскладывал еду на расстеленную тряпицу.

– Отовсюду понемногу, пробежался мимо коров и погребов, – беззаботно ответил Драгомир.

– Ты украл? – Тимофей сам не верил своим словам.

– Что значит «украл!». Пробегая мимо коров, я сцедил у каждой всего по нескольку струек. От коров не убудет, и хозяева ничего не заметят. Сыр и лепешка – это давно забытая в дальних закромах погреба снедь.

– А я уж испугался, – успокоился Тимофей.

– Нашел чего бояться! – фыркнул Драгомир. – Мы живём, чтобы помогать. Вот я не для себя же стараюсь, а для тех, кто живёт в хлеву, духом которого я и являюсь на данный момент. И если у меня будет выбор: спасать нашего поросёнка или соседскую корову, то я, конечно же, выберу нашего поросёнка, причем ни капельки не задумываясь, – так он пояснил свое поведение. – Но мы заболтались. Пора поросёнка кормить, если мы всё же хотим его вырастить, а не заморить голодом.

На этот раз Тимофей всё делал сам. Драгомир только советовал и намекал на ошибки, которых было немного. Поросёнок поел и снова улегся спать.

– Еще два дня он будет только есть и спать. Только после этого срока он полностью очухается, и мы сможем его прогулять во дворе.

– Ты заметил, когда Домослав заменил эти бревна? – Тимофей показал на обновку в полу.

– Заметил, когда проснулся. А проснулся я, когда почувствовал, что поросёнок скоро захочет есть. Так что, как он менялся пол, я не видел и не слышал. Домослав очень тихо работает – наверное, тише всех домовых в нашей округе. За это, да и за добрый характер его многие и ценят. Ты не представляешь, как нам повезло, что мы живем рядом с таким домовым.

Появление поросёнка и переселение Тимофея в хлев изменило Драгомира до неузнаваемости. Теперь он выглядел вполне опрятным и ухоженным, борода уже не торчала, как разлетевшийся сноп сена, а ложилась ровными рядами. Усы весело топорщились в разные стороны. Когда Драгомир говорил, они озорно шевелись в уголках рта и дрожали на кончиках. Драгомир снова начинал жить полной жизнью, а не доживал свой век вместе с разрушающимся бесполезным хлевом.

Два обещанных дня протекли быстро и незаметно. Тимофей большую часть этого времени никуда не ходил, болтая о том о сем с Драгомиром. К ним частенько заглядывал Домослав, иногда приносивший новые пучки соломы, сопровождая каждую брошенную кучку замечанием:

– Криворот подарил.

Или:

– Старый Хлыст передаёт.

Тимофею не было скучно, к тому же ему пришлось один раз сходить к болотам с огромным мешком, который ему выделил домовой. Тимофей очень торопился, забивая мешок мягким мхом, все время думая о поросёнке. Конечно, он понимал, что на Драгомира можно полностью положиться, но всё же фраза «с глаз долой из сердца вон» в этом случае никак не подходила.

Мох необходим был для заделывания щелей между бревнами, и Тимофей с удовольствием занялся этой работой. Небольшим тупым ножиком он запихивал темно-зелёный мох в щели, стараясь убрать любую прореху. Драгомир иногда подсказывал, но чаще просто смотрел на поросёнка или гладил ещё коротенькую взрослую шёрстку.

Глядя на хлевного украдкой, Тимофей часто замечал, что тот что-то беззвучно нашептывает. «Может быть, это заклинания?» – думал Тимофей, но вполне вероятно, что это были всего лишь слова. Спрашивать не хотелось – у каждого должны быть свои секреты.

Мама удивлялась поведению сына. Она уже привыкла, что дома Тимофей никогда не сидел, все время старался куда-нибудь сбежать: то в гости к Святославу, то в лес, то на болота. Но каждый раз, заходя в хлев, мама видела его работающим.

Она думала, что это смерть Святослава так повлияла на Тимофея, сделав его ещё более замкнутым и непонятным. Но работа должна была помочь сыну (так считала мать) отвлечься от грустных мыслей, а может быть, даже и образумиться, стать таким же, как все. Поросёнка ей так и не показали, так что ей оставалось только гадать, что это нашло на её сына.

Следующий день должен был стать знаковым. Поросёнок наконец-то полностью оправится и сможет выйти погулять.

Тимофей уже мечтал об этом дне, лёжа ночью на привычном месте справа от поросёнка, когда вновь появилась странная старушка.