Николай Богданов - Партия свободных ребят

- За кого же ты воевал, Родион?

- Сам за себя! С тех пор как во время революции купил у меня молодой барин Крутолобое мое имя-звание вместе с паспортом, а мне отвалил кучу золотых монет, понесло меня туда, где деньгам цену знают. В белогвардейское царство. Был я в Крыму у белых, потом у зеленых, последний мой пир был у Антонова. Хотел за границу убежать, да места на пароходе не хватило. Не взяли меня с собой господа офицеры...

- А зачем же ты ко мне-то пришел? - покосился Силан на кожаный мешок в руках бывшего егеря.

- За продовольствием, по старой памяти. Охотились когда-то вместе, помогал тебе браконьерить в барских угодьях. Не так ли?

- Было дело, - пробормотал Силан.

- Я не один, с двумя товарищами. Скрывались мы в темниковских лесах, а теперь с разливом решили вниз, на Волгу, уплыть. Без харчей и без гроша в кармане нам пропадать... Выручай, Силантий... Не то сожжем!

- Что ты, - перекрестился Силан, - больно скорый сразу грозиться!..

- А нам это недолго.

- Любите вы жечь да палить, знаю антоновцев...

И тут Силан запнулся, его озарила лукавая мысль.

- Слушай, Родион, уж если вам желательно чего-либо сжечь, сожгите вы у нас в Метелкине один немудрящий сарай. И получите вы за это на дорожку и хлеб, и сало, и денег жменю.

- Ну что ж, сожжем сарай, - охотно отозвался Родион.

- Вот хорошо. Вот и слава богу. Вот и договорились, спасибо Николаю-угоднику, - торопливо закрестился Силан и стал одеваться.

- Пойдем к твоим товарищам. Я вам расскажу, чего от вас требуется. Какой нам сарай надо поджечь, какого нам медведя надо убить...

- Медведя? Про то уговора не было!

- Будет, будет, и на медведя будет уговор, - ласково лепетал Силан. Ты же известный был медвежатник. Вон я вижу, у тебя и кожаный мешок-накидыш сохранился, в который ты живьем медвежат-пестунов ловил, волчат сажал. Ох, славилась когда-то твоя хватка!

- Я и взрослого медведя однажды им накрыл, - усмехнулся Родион.

- А на войне-то аль человеков в него ловил?

- Бывало, - нехотя сказал Родион, - накидывал на часовых... Подкрадываться-то я могу без звука... Голос в мешке глушится... А когда нюхательного табаку на дно сыпанешь да нахлобучишь на человека, тут любой богатырь дохнет разок и повалится...

- Гм, да, мешочек, - опасливо покосился кулак, открывая дверь бывшему охотнику, которого похоронили как егеря, а он воскрес как бандит.

В бане Алдохиных долго сговаривались бандиты с кулаками, а редкие ночные прохожие думали, глядя на огонек, что Силаыова старуха, мастерица по этой части, гонит самогон к празднику.

Перед рассветом, когда ночная тьма напоследок изо всех сил сгущается и наступают примерки, двое бандитов тихо, бесшумно прокрались к своей лодке и затопили ее, завалив камнями. Чтобы никто не полюбопытствовал, чья она, откуда взялась.

Никто их не видел, кроме Гараськи. Он как раз водил к берегу коней попоить. Забавно ему показалось, зачем это какие-то дядьки топят лодку, словно рассохшуюся бочку.

В темноте не угадал, кто такие. Подумал - не почтари ли? Да зачем бы им лодку топить? Послушал, о чем переговариваются. И расслышал, как один сказал:

- Тарарахнем!

А другой потихоньку засмеялся.

Встретив Макарку, который тоже перед рассветом вывел коней поить, Гарась сказал ему:

- Видать, к вам какие-то пьянчуги за самогоном приехали, а он не готов?

- Давно готов, - ответил Макарка.

- А чего же они лодку-то схоронили? Наверно, мало им, новой заварки будут дожидаться.

- А может быть, - ответил Макарка, лениво зевая.

Вот и все. Тогда Гарась не придал этому значения. Но теперь, услышав смешное слово из уст Никифора, вспомнил, что кулаки-то звали трактор тарарахтором!

ЛЕТИ, СПЕШИ, КРАСНАЯ ЭСТАФЕТА!

Шумит, гремит весенний базар в Сасове. Хоть и развезло пути-дороги, хоть и непролазная черная грязь на немощеных улицах уездного городка, все же набрался, понаехал народ со всех сторон. Кто по речке, по разливу, кто поездом, а кто и на телегах, запряженных парой коней, - на одном из грязи не вылезешь.

И все базарники собрались на главной улице, где поверх грязи постелены сосновые доски. На этой дощатой мостовой идет праздничное гулянье. По обеим сторонам "дощечек" выстроены деревянные балаганчики, и в них, как в скворечниках, сидят продавцы игрушек, свистулек, пряников, орехов, изюма, урюка и всякой всячины.

Мимо них тесной толпой прохаживаются городские и деревенские покупатели.

Деревенские все больше к балаганчикам льнут, а городские - к возам. Деревенским интересно послушать, как играют в балаганчиках граммофоны, а городских больше прельщает поросячий визг, доносящийся из корзинок, накрытых рядном.

Торговля у метелкинских богатеев шла бойко. Капусту, огурцы закупали местные торговки бочками. Свиные окорока и сало тоже норовили перекупить для продажи вразнос. Крик, шум. Торгуются, перебивают, чуть не в драку.

Мед, воск, свежие яйца - все в хорошей цене. Покупателей явно больше, чем продавцов. Со многих станций железной дороги рабочий люд понаехал.

Всё берут. И овес и пшеница ходом идут.

Радуются Алдохины, радуются Салины, не радуется только Гараська. Тоска-змея под сердцем сосет. Как домой весточку дать, как предупредить ребят о возможной беде?

Телеграмму отстукать - в половодье почта совсем не работает, река все телеграфные столбы валит. Да и нельзя никак отлучиться. Заставляет его хозяин караулить мешки, бочонки, весь товар. Эко всего сколько. Нанимали подводы, местных грузчиков, чтобы весь товар с лодок к базару подвезти.

Прикован он к кулацкому добру, словно цепью.

Вот к полудню наполовину распродали свой товар богатеи, а остальное придержали: цена растет, выгодней подольше поторговать. Весенний базар почти ярмарка, растягивается дня на два, а то и на три.

Свернули торговлю метелкинские кулаки и пошли сами добра накупать. И чего только не покупали! И конфет, и пряников, и шалей, и полушалков, а рябая Дарья Алдохина даже граммофон с розовой трубой. Как завела его, поставив поверх мешков и бочек, так в живном ряду петухи запели, а поросята примолкли.

Смешно даже. Но не смеется Гараська, весь он в тоске, в тревоге.

Оглядывается по сторонам: найти бы хоть какого начальника, комиссара в кожаной куртке, коммуниста, кому можно тревогу доверить.

И вдруг - вот счастье! - заметил среди мальчишек, снующих на базаре, паренька в красном галстуке. Не раздумывая, не спрашиваясь, сорвался - и к нему. Вскинул руку: дело есть, будь готов!

- Всегда готов! - ответил паренек немного удивленно. Увлек его Гараська за балаганы, отвернул пиджачишко, стеганку на пакле, и показал свой красный галстук.

- Я тоже пионер. Из села Метелкина.

- Из Метелкина? - обрадовался мальчишка. - Как же, знаю, про вас весь город говорил, в газетах писали, как вы ценности-то, бриллианты...