Марк Сергеев - Машина времени Кольки Спиридонова

– И еще интересно: у кого из нас пятерки?

– У тебя, у тебя. Молчи

– А у «красы и гордости»?

– Подумаешь, две четверки!

– И только-то? – засмеялась зловредная сестра.

– Ну, по русскому языку тройка, конечно, но зато – твердая.

– Давай уж до конца.

– Ну ладно тебе! Пристала! Двойка у меня по географии. Вот что!

– То-то! – торжественно произнесла Милочка. – Поняли? – обратилась она к ребятишкам.

– Ни-ни! – отвечали они. Что в переводе с языка первобытных людей означало «нет».

Колесо. Миска. Лук и стрелы

Кому теперь придет в голову заняться их изобретением? С самого малого возраста встречаемся мы с тысячами предметов, даже не подозревая, что было время, когда человеку не у кого было спросить «который час?», потому что он и понятия не имел о часах, что вилки и ложки не так-то уж и давно появились на нашем столе и что обычная ученическая ручка сменила гусиные перья каких-нибудь сто двадцать лет тому назад. И разве, отправляясь на прогулку на легкой «Волге», вспоминаем мы человека, придумавшего колесо? И разве садясь за стол, чтобы съесть тарелку вкуснейших сибирских пельменей в бульоне, думаем мы о тех, кто изобрел тарелку или построил первую мельницу, чтобы размолоть зерно? На обложке школьной тетради помещена таблица умножения.

А разве математик, установивший некогда, что дважды два – четыре, а пятью пять – двадцать пять, не величайший из математиков всех времен? Но мы заучиваем таблицу наизусть, пользуемся ею всю жизнь, и кажется нам, что она всегда была.

А Колька и Милочка попали в мир, где открыты пока очень важные, но простые вещи: огонь – горяч, на нем можно готовить пищу, острый камень может резать мясо и шкуру, а другой камень, привязанный к палке, – и топор, и молоток, и копье…

Об этом задумался Колька Спиридонов в пору дождей. Вот уже неделю небо покрыто серыми, как шерсть дикого оленя, лучами, в лесу темно и мокро, дождь, бесконечный и проливной, осатанело бьет холодными струями в землю, вздувает реки, превращает ручейки в мятежные потоки. Спрятались звери, рыба не клюет. Огонь перенесен в пещеры – главная забота о нем: только бы сберечь живительное рыжее пламя. Лишь теперь узнали брат и сестра, что значит потерять огонь. Колька впервые подумал, что коробок спичек, тех самых, что стоят сущий пустяк и продаются в Прибайкальске на каждом углу, достоин того, чтобы его изобретателю люди в каждом городе поставили памятник.

Холодно в пещерах, голодно. Надо срочно что-нибудь предпринять. Зверя сейчас не найти. Реки вышли из берегов, несутся со скоростью невообразимой, рыбы на дне закопались в ил, спрятались под камнями, даже самые прожорливые не проявляют к крючку с наживкой никакого интереса.

Вожак собрал в своей пещере всех мужчин племени. Они расселись на камнях, на гранитном полу и стали ждать, что он скажет.

– Люди, – сказал вожак, – вот уже много раз было светло и было темно, а вода с неба все течет и течет. Дети Молнии могли бы попросить огонь вернуться на небо, но они не могут сделать этого или не хотят. Нам нечего есть, нечего есть нашим женщинам и нашим детям. У нас есть пища, но мы почему-то боимся ее съесть. Мы боимся Молнии, которая у них в руках. Но я прикасался к ней – и со мной ничего не случилось, она меня не убила. Подумайте обо всем, что я сказал.

Мужчины задумались, опустив кудлатые подбородки на кулаки. Тогда к костру вышел старый художник. Он недобрым взглядом поглядел на вожака и сказал:

– Когда погас наш Большой огонь и нам грозила беда, Дети Молнии вернули нам огонь в ладонях своих. Помните?

– Помним. – понуро ответили мужчины.

– Когда нашему Бо, – он указал на вожака, – пришла пора стать звериной едой, они отвели разъяренного зверя от Бо, а мамонта мы съели. Они приносят нам удачу. Подумайте обо всем, что я сказал.

Через несколько минут мужчины вышли из пещеры вожака. Они несли три внушительных размеров шкуры. Миновав черный круг кострища, они направились к реке. Колька, накинув на голову куртку – чтобы не так промокнуть, пошел за ними следом. Мужчины, разделившись на группы, вошли, придерживая друг друга, в поток. Он валил их с ног, но они удерживались каким-то чудом, и, поставив шкуры против течения, пытались перегородить реку у берега. Вскоре, вконец измотанные, они вынули свои примитивные неводы из воды. В шкурах трепыхалась рыба. Ее было немного, но она была. Подпрыгивая и выкрикивая радостные слова, мужчины двинулись к стойбищу. А Кольке припомнился вдруг тонкий капроновый невод, что всегда сушился на гвоздиках, вколоченных в стену дома. Как редко снимал его отец – только по воскресеньям, да и то не всегда. Вот бы сюда невод! И Колька понял, что если и дальше придется оставаться здесь – кто знает: цела ли Машина Времени, можно ли на ней вернуться в будущее? – то ему придется изобретать все, что давным-давно изобретено. Но тут же сознался себе, что это все легче, когда вещь знакома тебе, когда она уже кем-то придумана, кем-то была изготовлена, и ты держал ее в своих руках. И еще он подумал, что пора приняться за дело. Он попросил Огея собрать в их пещеру всех женщин.

Вскоре, по его требованию, принесли ему женщины звериные жилы, высушенные, превращенные в тонкие нити, которыми сшивали обычно одежду. Колька показал, как надо ссучивать жильные нити в нетолстые веревки. Он привязал веревки к длинному копью, попросил нескольких женщин удержать копье на месте. Второй конец каждой веревки Спиридонов привязал к другому копью, натянул и тоже закрепил. Словно огромные гусли легли на каменный пол пещеры. Тогда, привязав жильную нить к продолговатому, заостренному куску дерева, стал Спиридонов протягивать эту импровизированную иглу то над, то под основой, связывая места перекрещения нитей так, что получились небольшие клетки. Потом он провел еще ряд. И предложил женщинам делать то же. Они начали с другого конца невода, и, надо сказать по совести, у них получилось лучше, чем у самого «изобретателя». Сеть была готова только на следующий день. Получилась сна не ахти какой, клетки – неровные, но Колька решил попытать счастья. Привязали к нижнему краю камни – для груза, привязали к верхнему краю куски дерева – поплавки – и забросили невод в клокочущую реку, перегородив течение. Сеть натянулась, но не лопнула. Через некоторое время, ее попробовали вытащить – и не смогли. Собрали все племя. Мужчины и женщины, даже малыши, даже совсем-совсем старики, – все вцепились в концы невода, и он медленно пополз на берег. Заколесила в нем рыба, забилась. И грянул в честь великого изобретателя воинственный клич: «Ойктоэто! Ойкудажеты!»