Кристина Выборнова - Тайна Планетищи

К Главному Особняку вела аллея, вымощенная прозрачными розовыми камнями и обсаженная густыми кустами арбузов – Ящерка даже успела на ходу сорвать и съесть несколько полосатых черно-зеленых ягод.

Баба Света оказалась не из молчаливых. Первым делом, когда девочки нагнали ее, она строго поинтересовалась:

– Вы Леню Чубукова любите? Только учтите, что если нет, нам разговаривать не о чем!

– Любим, а кто это такой? – с готовностью поинтересовалась Ящерка. Бабушка приостановилась.

– Не знаете? Да вы че?! Леня Чубуков, это же самый крутейший певец на Земле!

– Так мы не знаем земных певцов, – заметила Ящерка.

– Даже родители не рассказали? Стыдоба! А Димка-то, сынуля, хорош – молчит в тряпочку!

– Так расскажите нам про Леню Чубукова, это очень интересно, – подхалимски протянула Эльза.

Бабушка на мгновение закатила густо накрашенные глаза.

– Леня Чубуков – это легенда земного рока и металла! Я до пятнадцати лет, пока на Земле жила, ездила за ним по городам и была на каждом его концерте! Клее-ово было! Так оттягивались с девчонками, что ваще! Сейчас-то вам этого не понять: ходят все такие прилизанные, тошно смотреть! Нет, в наше время все по-другому было! Как щас помню: выходит Леня на сцену, такой клевый, вау! Берет гитару и р-р-раз ее об сцену! – бабушка перевела дух, дав время Ящерке спросить:

– А зачем?

Баба Света уставилась на нее.

– Ты чего, не понимаешь? Это же адреналин выплескивается!

– Это такой гормон, который вырабатывают надпочечники? – вспомнила Ящерка уроки их поселкового врача.

– Да какой гормон? Понятия не имею. Учат вас всякой чепухе. Я в твои годы вообще в школу не заглядывала – вот предки бесились! – с удовольствием вспомнила бабушка. Эльза выразительным взглядом приказала Ящерке молчать и попыталась перевести разговор на другую тему:

– Какая красивая дорога! И Особняк, в который мы идем, тоже симпатичный…

– Да ну, галимая халупа! – скривилась бабушка, земным жестом опустив вниз оттопыренный большой палец, – Ты знаешь, для кого ее строили? Для певички Лары Комельковой! Все ее песни – попса позорная! Даже имя дурацкое – «Лара Комелькова», тоже мне! И известность у нее известная – дутая! Ни голоса, ни слуха, ни кожи, ни рожи – тьфу! – баба Света смачно сплюнула себе под ноги. Ящерка хотела уже спросить, чем имя «Лара Комелькова» принципиально хуже имени «Леня Чубуков», но удержалась, тем более, что как раз в это время они вышли из арбузной аллейки и подошли к узорчатой ограде Главного Особняка. Она была сделана из ярко-желтого металла, имитирующего золото. Бабушка и внучки оказались у распахнутых ворот, на которых действительно было выведено с помощью желтой блестящей проволоки «Лара Комелькова». По двум сторонам от ворот на ограде виднелись большие прозрачные розово-перламутровые шары. Ящерка догадалась, что это фонари самостоятельно, не решившись тревожить вопросами странную бабушку.

За воротами снова оказалась аллея, но на этот раз обсаженная кустами роз с большими синими цветами и красными плодами. От нее отходили маленькие тропки и дорожки, как мощеные, так и протоптанные – в целом это напоминало зеленый лабиринт. Далее последовала небольшая полянка, где стояла величавая раскрашенная статуя, изображающая, конечно же, Лару Комелькову. К ее вдохновенно воздетой руке и к ближайшему дынному дереву была привязана веревка, на которой сушилось чье-то белье. За статуей открылся бассейн с мутной водой и заросшими стенами. Там оказалось двое местных жителей – один рыбачил на одном конце бассейна, а другая стирала на противоположном его конце. Они махнули бабе Свете, а та в ответ сделала им что-то вроде козы указательным и средним пальцами. Ящерка, не удержавшись, прыснула.

– Детский садик, – вздохнула Эльза. – Смеешься над взрослыми людьми, потому что еще ничего не понимаешь во взрослой жизни! Правда, баба Света?

– А? Че? Я прослушала, – убила Эльзу наповал своим ответом старушка. – Давайте за мной, вон парадный вход себе какой эта дура отгрохала…

Они уже подошли к Главному Особняку. В нем действительно виднелось что-то вроде ворот, изукрашенных металлом и камнями, как в Земных царских дворцах. Высотой ворота тоже не уступали дворцовым – они были не ниже четырех метров. Единственной данью современности было то, что ворота открывались не как обычные двери, а раздвигались и задвигались, уходя в толстые стены. Как только сестры с бабой Светой подошли поближе, ворота с натужным скрипом раздвинулись, открыв лестницу, из то ли искусственного, то ли настоящего розового мрамора, покрытую розовым же ковром, пушистым по краям и намертво утоптанным грязными ногами в середине.

– Ну, чего застряли? Давайте шибче! – подтолкнула их баба Света. – Нам третий этаж! Лифт сломался, когда Ирина Семеновна к себе в башню на седьмой этаж урожай гигантской картошки потащила…

Ящерка побежала вверх, беспрестанно оглядываясь. От главной лестницы отходили длинные освещенные коридоры, ведущие, видимо, к боковым башенкам. На третьем этаже нужный им коридор был точно таким же, как остальные, только вымощенным не розовым, а зеленым мрамором. В стенах на довольно большом расстоянии друг от друга виднелись раздвижные, как и ворота и всячески разукрашенные двери. Возле них с обжитым видом лежали половики и иногда стояли тапки.

Возле двери бабы Светы тапок не стояло, зато лежал матерчатый коврик с надписью «Леня Чубуков – суперзвезда!». Бабушка с нежностью вытерла об него ноги и приложила к стене магнитный ключ. Дверь раздвинулась, и девочки гуськом прошли в свое новое жилье.

Квартира бабы Светы кардинально отличалась от привычной для Ящерки клубничной избушки. Комната, в которую они вошли, была большой, с высокими потолками и сглаженными углами, то есть кругловатой по форме. Одну стену полностью занимало огромное окно, тоже овальное, с переплетом в виде неровной паутины. Из окна открывался вид на аллеи и кусок Океанища, сверкающий на солнце блестящей рябью, возле окна висел в воздухе стол безо всяких ножек, уставленный немытой посудой. Стульев не было. Кровати тоже. У другой стены Ящерка разглядела что-то вроде плиты и встроенного в стену холодильника. Под потолком также безо всякой привязи висел розовый шар-лампа и тускло светился. Но почти все оставшееся на стенах этой пустоватой комнаты свободное место занимали старые цветные и нецветные глянцевые плакаты с обтрепанными краями. С них смотрел, по большей части исподлобья, странный обильно татуированный молодой человек с неприятной трехдневной щетиной на лице и кривой ухмылкой, облаченный в разные наряды – чаще всего в бельевого типа майки, широкие штаны и обтягивающие голову вязаные шапочки. Молодой человек совал в объектив либо странно скрюченную руку, либо ногу в громадной кроссовке, либо собственно голову, что было самым неприятным. На каждом плакате виднелась надпись «Леня Чубуков», на одном рядом с ней стояла фломастерная каракуля.