Ю. Ольсевич - Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. Учебное пособие

Разумеется, директивное планирование могло быть инструментом политического господства только до тех пор, пока оно было способно выполнять полезную хозяйственную функцию.

Директивное планирование помогло за пять лет (1946–1950) восстановить разрушенную войной экономику СССР при сохранении его колоссальной военной мощи и установлении господствующего влияния в Центральной и Восточной Европе и в Юго-Восточной Азии. Однако сталинский вариант госсоциализма – режим сверхнапряжения и репрессий уже в начале 1950-х годов вступил в полосу коллапса, о чем говорили мятежи в ГУЛАГе, острейший продовольственный кризис, «бегство» Югославии, разногласия в правящей верхушке партии.

После смерти Сталина (1953) Хрущев поэтапно развернул антибюрократическую трансформацию госсоциализма по четырем направлениям; резко ограничил власть репрессивного аппарата и ликвидировал ГУЛАГ; децентрализовал управление хозяйством, создав совнархозы и упразднив отраслевые министерства; реорганизовал партаппарат в центре и на местах, превратив его в органы управления промышленностью и сельским хозяйством; усилил материальное стимулирование в колхозах и совхозах (урезав при этом личные хозяйства работников). Перед Госпланом в качестве центральной была поставлена задача обеспечить сбалансированный рост (вместо преимущественного роста производства средств производства как это было раньше).

Эти изменения, проводимые под лозунгом ускоренного перехода к высшей фазе коммунизма, частично подорвали бюрократический централизм и дали ощутимый стимул росту экономики, особенно в сельском хозяйстве и жилищном строительстве. Однако сочетание директивного планирования с «тотальным» контролем партаппарата над экономикой оказалось не в состоянии решить кардинальных проблем – требуемого повышения эффективности и доходов населения.

Восстание в Будапеште в 1956 г. и мятеж рабочих в Новочеркасске в 1961 г. подтолкнули консолидацию партбюрократии против Н. С. Хрущева. Со своей стороны, к новому раунду антибюрократической встряски готовился и Хрущев (о чем свидетельствовала не только подготовка новой Конституции, но и, в частности, полупубличное чтение в 1963 г. на его сочинской даче сокрушительной сатиры Твардовского «Василий Теркин на том свете», направленной прежде всего против партаппарата и КГБ и сразу же опубликованной в официозных «Известиях»).

До этого Хрущев трижды вступал в решающие схватки с верхушкой бюрократии – в 1954, 1957 и 1961 гг. и трижды выходил победителем. Но осенью 1964 г. он был свергнут сплоченной хунтой партбюрократов и генералов во главе с Л. И. Брежневым. Последовала ликвидация совнархозов и реставрация отраслевой министерской и территориальной партаппаратной системы управления, а частично и функций репрессивных органов. Однако сдвиг, который был осуществлен Хрущевым еще в 1950-е годы – перемещение центра экономической власти из Совета министров в аппарат ЦК КПСС был сохранен.

Провал реформ Хрущева показал, что госсоциализм и власть бюрократии неотделимы друг от друга, и в этом отношении правы оказались либеральные критики социализма – Л. Мизес и Ф. Хайек. Вместе с тем реформы Хрущева расшатали и частично подорвали бюрократическую систему, они содействовали тому неформальному процессу переоценки ценностей, сдвигу в приоритетах, который происходил в массовом сознании со времени окончания Второй мировой войны. Возврата к жесткой централизации уже быть не могло, и сама бюрократия искала новые формы и методы управления экономикой, в ней обнаружился раскол.

В бюрократизированном обществе раскол в правящей элите проявляется в столкновении интересов и позиций ведомств и их «блоков». В СССР это было различие позиций партгосаппарата, ВПК, карательных структур, верхушки хозяйственного управления, аграрного «лобби», наиболее мощных региональных элит. Благодаря этим различиям и могли в условиях тотальной цензуры существовать и развиваться взаимоисключающие теоретические концепции.

Уже в условиях реформы Хрущева проявился кризис официальной «политэкономии социализма», ее раскол на противоборствующие течения. Потенциальная возможность такого кризиса заключалась в противоречивой природе самой экономической системы госсоциализма. Эту систему нельзя сводить к «вертикальным» командным связям, которые составляли лишь верхнюю часть пирамиды; основанием же служили товарно-денежные связи между предприятиями, между ними и населением. Разумеется, эти «горизонтальные» связи регулировались (и деформировались) плановыми заданиями, ценами и другими нормативами, устанавливаемыми «сверху». Однако нельзя забывать, что и само планирование было весьма жестко ограничено теми параметрами, которые диктовались условиями «горизонтального» оборота товаров и услуг; издержками, технологией, отраслевыми и территориальными пропорциями и др. Централизованное давление на предприятия с целью понизить издержки, капиталоемкость, повысить качество продукции было малоэффективным. Фактически центральные органы при составлении плана были «свободны» принимать решения лишь в отношении инвестиционного фонда да и то за вычетом средств необходимых для возмещения износа оборудования и увеличения запасов. Не случайно уже сразу после создания основ экономики госсоциализма в конце 1930-х годов сами «вожди» заговорили о действии в ней «объективных законов» и что особенно интересно «закона стоимости».

В 1960-е годы в рамках «политэкономии социализма» сформировались враждующие позиции – «антитоварников» и «товарников». Первые, полагая, что социализм несовместим с рынком, а товарно-денежный обмен лишь расшатывает социализм и препятствует переходу к высшей фазе – коммунизму, выступали за постепенное свертывание этого обмена (как это и намечал Сталин в 1951 г. в работе «Экономические проблемы социализма в СССР»), Вторые же считали социализм формой товарного производства и выступали за длительную фазу сосуществования директивного плана и рынка. Существовала и третья компромиссная и весьма расплывчатая позиция согласно которой социалистическое производство товарным не является но имеется «товарное производство при социализме». Иначе говоря товарное производство допускается на определенных этапах и в определенных сферах социалистической экономики.

Необходимо сказать и о концепциях рыночного социализма, получивших в этот период некоторое распространение в СССР и также свидетельствовавших о кризисе официальной теории. Один вариант этой концепции, явно отражавший опыт Югославии в этой сфере, а также частично опыт реформ Я. Кадара в Венгрии, допускал мелкую частную собственность и собственность трудовых коллективов на предприятия, рыночную конкуренцию, замену директивного плана индикативным. (Некое подобие этого варианта явилось «победителем на час» в СССР в 1987–1990 гг.)