Эльдар Ахадов - Кругосветная география русской поэзии

Иванов Вячеслав Иванович

ЗЫХ
На Зыхе нет ни виноградной
В кистях лозы, ни инжиря:
Все выжег зной, все выпил жадный;
И в сакле я дремал прохладной
До половины сентября.
А перед саклею, горя
Сафирами восточной славы,
Текли Хвалынские струи.
И милы стали мне твои,
О Зых, возгорий плоских главы,
Твой остов высохшей змеи
Меж двух морей живой оправы,
И солнцем пахнущие травы,
И в белом камне колеи.

Тушнова Вероника Михайловна

АРЫК
Глаз к сиянью такому еще не привык…
Зной густой, золотой и тягучий, как мед…
А за домом, в саду,
пробегает арык,
как живой человек,
говорит и поет.
Он струится, как будто в ущелье
зажат,
меж забором и каменной пестрой стеной.
Распахнется калитка…
Лучи задрожат…
Засмуглеет рука…
Брызнет звон жестяной.
С мягким бульканьем вглубь окунется кувшин,
И опять тишина.
Он один ни на миг
не стихает, сбегая с далеких вершин,
торопливый арык,
говорливый арык…
В нем вода холодна и молочно-бела,
и, как лента из шелка, упруга в горсти…
С первой встречи я сердце ему отдала.
Пели птицы в саду:
«Не спеши, погости».
Счастье ходит со мной по дороге любой…
А покой…
А покоя не будет нигде.
В час, когда занимался рассвет голубой,
я пришла попрощаться к ханларской воде.

Городецкий Сергей Митрофанович

ЗЫХ
Пpиземисты, мpачны, стоят коpпуса.
Я в эти жилища вошел, словно в сон,
Ужаснее Дантова ада был он.
Все попpано: пpавда, и жизнь, и кpаса!
Сыpой коpидоp. С облупившихся стен
Холодные гpязные капли текут.
За что же pабочие замкнуты тут,
В бессовестный этот, безвыходный плен?
За низкими, злыми двеpьми, как в тюpьме,
Угpюмые камеpы. Каменный пол.
И ползают дети. А воздух тяжел.
И окна не к солнцу, а к стенам и тьме.
В лохмотьях сидит исхудалая мать.
В мангале каpтофель закопан в золу.
И жадный мышонок ютится в углу:
Голодным голодных не стать понимать!
Сpеди неподвижной глухой тишины
Лишь с фабpики слышен машины напев,
Как будто там стонет закованный лев.
Я стал у поpога. И хлынули сны.
Раздвинулись стены. Раскинулся сад.
Пpостоpные, светлые встали дома.
Как будто пpиpода pешила сама
Постpоить в мгновенье невиданный гpад.
И кто-то подходит: – Смотpи, как живем!
Вот зал. Вот читальня. Вот школа. Здесь вpач
Котельщик и слесаpь, таpтальщик и ткач,
Здесь каждый обласкан наpодным теплом.
Вдpуг стоpож толкает: – Пpоснись, господин!
– И впpавду, товаpищ, я с гоpя вздpемнул.
Но слышишь ты фабpики pадостный гул?
Мы скоpо пpоснемся. И все как один!

Есенин Сергей Александрович

Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
И сердце под рукой теперь больней и ближе,
И чувствую сильней простое слово: друг.
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и балаханский май.
Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!
В последний раз я друга обниму…
Чтоб голова его, как роза золотая,
Кивала нежно мне в сиреневом дыму.

Ахадов Эльдар Алихасович

МЕЖДУ ВЕТРОМ И ВЕТРОМ

«Прощай, Баку! Тебя я не увижу…»
Сергей Есенин.
(Эти слова высечены на барельефе возле дома,
в котором жил поэт, – рядом с дорогой, ведущей к морю.)

Бродивший по Нью-Йорку и Парижу,
Воспевший грусть и яблоневый цвет,
«Прощай, Баку! Тебя я не увижу…» —
Однажды в прошлом произнес поэт.
И в веке новом, явленном пока мне,
Как путь на море или путь домой, —
«Прощай, Баку!», начертанное в камне,
Не раз мелькало за моей спиной.
Я уезжал и возвращался снова —
Всё в тот же край, где маялись ветра,
Ветшал мой дом, и шелестом былого
Мне вновь напомнил два печальных слова
Последний тополь моего двора.
Прощай, Баку! Покуда сердце бьётся,
Покуда жив, покуда вижу свет,
Поверь, твой сын к тебе ещё вернётся,
Как к песне возвращается поэт.

Брюсов Валерий Яковлевич

К АРАРАТУ
Благодарю, священный Хронос!
Ты двинул дней бесценных ряд, —
И предо мной свой белый конус
Ты высишь, старый Арарат,
В огромной шапке Мономаха,
Как властелин окрестных гор,
Ты взнесся от земного праха
В свободно-голубой простор.
Овеян ласковым закатом
И сизым облаком повит,
Твой снег сияньем розоватым
На кручах каменных горит.
Внизу, на поле каменистом,
Овец ведет пастух седой,
И длинный посох, в свете мглистом,
Похож на скипетр вековой.
Вдали – убогие деревни,
Уступы, скалы, камни, снег…
Весь мир кругом – суровый, древний,
Как тот, где опочил ковчег.
А против Арарата, слева,
В снегах, алея, Алагяз,
Короной венчанная дева,
Со старика не сводит глаз.

К АРМЕНИИ
В тот год, когда господь сурово
Над нами длань отяготил, —
Я, в жажде сумрачного крова,
Скрываясь от лица дневного,
Бежал к бесстрастию могил.
Я думал: божескую гневность
Избуду я в святой тиши:
Смирит тоску седая древность,
Тысячелетних строф напевность
Излечит недуги души.
Но там, где я искал гробницы,
Я целый мир живой обрел:
Запели, в сретенье денницы,
Давно истлевшие цевницы,
И смерти луг – в цветах расцвел.
Не мертвым голосом былины, —
Живым приветствием любви
Окрестно дрогнули долины,
И древний мир, как зов единый,
Мне грянул грозное: «Живи!»
Сквозь разделяющее годы
Услышал я ту песнь веков.
Во славу благостной природы,
Любви, познанья и свободы, —
Песнь, цепь ломающих, рабов.
Армения! Твой древний голос —
Как свежий ветер в летний зной:
Как бодро он взвивает волос,
И, как дождем омытый колос,
Я выпрямляюсь под грозой!

Мандельштам Осип Эмильевич

Ломается мел, и крошится
Ребенка цветной карандаш…
Мне утро армянское снится,
Когда выпекают лаваш.
И с хлебом играющий в жмурки
Их вешает булочник в ряд,
Чтоб высохли барсовы шкурки
До солнца убитых зверят.

* * *
Страна москательных пожаров
И мертвых гончарных равнин,
Ты рыжебородых сардаров
Терпела средь камней и глин.
Вдали якорей и трезубцев,
Где жухлый почил материк,
Ты видела всех жизнелюбцев,
Всех казнелюбивых владык.
И, крови моей не волнуя,
Как детский рисунок, просты,
Здесь жены проходят, даруя
От львиной своей красоты.

* * *
Ты красок себе пожелала —
И выхватил лапой своей
Рисующий лев из пенала
С полдюжины карандашей.
Как люб мне язык твой зловещий,
Твои молодые гроба,
Где буквы – кузнечные клещи
И каждое слово – скоба.
Как люб мне натугой живущий,
Столетьем считающий год,
Рожающий, спящий, орущий,
К земле пригвожденный народ.
Раздвинь осьмигранные плечи
Мужичьих своих крепостей,
В очаг вавилонских наречий
Открой мне дорогу скорей.
Твое пограничное ухо —
Все звуки ему хороши —
Желтуха, желтуха, желтуха
В проклятой горчичной глуши.
Как бык шестикрылый и грозный,
Здесь людям является труд,
И, кровью набухнув венозной,
Предзимние розы цветут.