Александр Николюкин - Литературоведческий журнал № 28: Материалы III Международного симпозиума «Русская словесность в мировом культурном контексте»

«Обрыв» так же оказывается торжеством Женщины, ее красоты и любви, как и дантовский «Рай» является апофеозом Беатриче. На женщину писатель возлагает высокую миссию: «созидать нас для новой жизни, духа» 18 18 Там же. – С. 133. . Женщины в представлении Райского – «создательницы и воспитательницы людей… прямое, лучшее орудие Бога» 19 19 Там же. – С. 133–134. . И таковы в романе три женские фигуры, которые Райский будет помнить и любить всегда – его сестры и бабушка, а также и еще одна «великая “бабушка” – Россия» (Т. 7, с. 772).

Таким образом, Гончарову удалось создать то, что не сложилось у Н.В. Гоголя. Его можно назвать создателем «тройственной поэмы» русской жизни, нашей национальной «Божественной Комедии», которая живет не только в едином целом трилогии писателя, но и в каждом отдельном его романе.

Принадлежность к высшей аристократической верхушке русского дворянства не мешала Толстому всю жизнь любить Руссо, женевского гражданина, который не был ни прирожденным французом, ни дворянином, ни угодником знати. Произведениям французского философа он обязан интересу к философии. Напряженное взаимодействие толстовской мысли с философией французского просветителя началось в 1840-е годы. Из вариантов «Исповеди» известно, что Толстой очень рано стал много читать философских книг и что «Руссо первый увлек его» 1 1 Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. («Юбилейное»): В 90 т. – М., 1928–1958. – Т. 23. – С. 496. Далее сноски на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы. . Влияния на него французского философа он сам никогда не отрицал, и в 1901 г. признался профессору П. Буайе: «Я прочел всего Руссо, <���…> все двадцать томов, включая “Музыкальный словарь”. Я не только восхищался им; я боготворил его. <���…> Многое из написанного им я храню в сердце, мне кажется, что это написал я сам» 2 2 Буайе, Поль. Три дня в Ясной Поляне // Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. – М., 1978. – Т. 2. – С. 268. . Многочисленные пометы на парижском издании собрания сочинений Руссо 3 3 Euvre de J. – J. Rousseau. Paris: Th. Desoer, 1822–1825. 21 t. из личной библиотеки свидетельствуют о том, что все тома внимательно читали.

В большинстве случаев круг чтения персонажей совпадает с авторским. Из черновиков «Войны и мира» известно, что Пьер читал «скучные волюмы “Correspondance” Rousseau» (13, 590). Здесь речь идет о 3-х томах (тт. 17–19) «Переписки» Руссо из вышеупомянутого собрания сочинений. В дневнике В.Ф. Лазурского (9 авг. 1894) имеется подтверждение чтения «Переписки» Руссо: «Вечером стали вслух читать из “Северного вестника” статью П. Вейнберга о Жорж Занд. В первой части делался общий обзор предшествовавшего романа (Руссо, Сталь, Шатобриан и др.). Лев Николаевич в промежутках между чтением высказывал свои замечания. Руссо он читал с самых молодых лет и перечитывал все, даже его переписку. Он его считает величайшим писателем и удивляется, как можно сопоставлять с его романами романы мадам Сталь, которая была, конечно, умной женщиной, но романы писала прескучные» 4 4 Лазурский В.Ф. Дневник // Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. – 1978. – Т. 2. – С. 78. .

Руссо как вдохновляющий фактор имел для молодого Толстого большое значение. На Кавказе в 1852 г. в период работы над «Детством» в течение нескольких месяцев имя французского просветителя не сходило со страниц дневника. Он работал над своим первым произведением с «Исповедью» Руссо в руках: «Писал Детство, читал Руссо» (46, 126).

Любопытно отметить, что «Новую Элоизу» Толстой знал наизусть. В период работы над «Отрочеством» он собирался прочесть этот роман, но в числе книг, присланных из Ясной Поляны на Кавказ, 1-го тома не оказалось. Он просит брата, С.Н. Толстого, прислать недостающий том «Новой Элоизы». «Зачем она тебе? – спрашивает брат. – Из писем твоих к тетеньке видно, что ты ее помнишь наизусть» 5 5 Переписка Л.Н. Толстого с сестрой и братьями. – М., 1990. – С. 119. . К сказанному добавим, что в 1857 г. более двух месяцев Толстой провел в Кларане, месте действия романа «Новая Элоиза», совершая совместные прогулки с графиней А.А. Толстой по следам литературных героев. В письме к тетке Т.А. Ергольской он признался, что находится «в той самой деревне, где жила Юлия Руссо» (60, 190).

Попутно заметим, что уже во второй половине 1850-х годов имя Руссо уходит со страниц дневника и перемещается в сферу художественно-религиозную и в черновые варианты. В одной из редакций «Воскресения» Толстой пишет о Нехлюдове: «Он прочел тогда в первый раз Confessions Руссо, знаменитую первую его речь, Эмиля и Profession de foi d’un vicaire savoyard. И в первый раз он понял христианство и решил, что он будет жить так, как <���…> говорило ему его сердце. Он тогда составил себе правила жизни, которые должны были совершенствовать его тело и душу, и старался следовать им. Надо было быть внимательным и добрым ко всем людям, быть воздержанным и деятельным» (33, 136). Автобиографичность контекста не вызывает сомнений.

В толстовской художественно-философской системе имеется замысел образа, который можно условно назвать руссоистским, созданным как бы по Руссо. В незаконченной повести «Мать» некоторые штрихи облика главной героини присущи самому Толстому: «Я знал ее – не скажу свободомыслие – она никогда не выставляла его, – но смелость и здравомыслие. Полнота чувства, заполнявшего все ее сердце, не давала места суевериям. Знал я ее отвращение ко всякому лицемерию и фарисейству. <���…> Она была человек сердца, а по уму совершенный скептик» (29, 251). В образе Петра Никифоровича также имеются автобиографические подробности, особенно слова, что он «был человеком того же склада ума», что Руссо, могут относиться к Толстому. «Мы говорили о нем (о Петре Никифоровиче. – А.П. ), о его взглядах на жизнь, которые я знал и разделял в то время. Он был – не сказать поклонник Руссо, хотя знал и любил его, но был человеком того же склада ума. Это был человек такой, какими мы представляем себе древних мудрецов. При этом с кротостью и смирением бессознательного христианства. Он был уверен, что он терпеть не может христианского учения, а между тем вся его жизнь была самоотвержением. Ему, очевидно, было скучно жить, если он не мог чем-нибудь жертвовать для кого-нибудь и жертвовать так, чтобы ему было трудно и больно. Только тогда он был доволен» (29, 251).

Что касается «Исповедания веры савойского викария», то сколько бы раз писатель не перечитывал его, всякий раз чтение вызвало в нем «пропасть дельных и благородных мыслей» (46, 167). Судя по запискам Д.П. Маковицкого, Толстой часто перечитывал отрывок из «Исповедания савойского викария» 6 6 Маковицкий Д.П. У Толстого: 1904–1910 «Яснополянские записки»: В 4 кн. // ЛН – М., 1979. – Кн. 2. – С. 149. , иногда вслух, в семейном кругу и мог очень легко найти в оригинале «Эмиля» места, напечатанные в «Круге чтения» 7 7 Маковицкий Д.П. Указ. соч. – Кн. 2. – С. 287. .