Михаил Ильин - Политическая наука №2/2011 г. Государственная состоятельность в политической науке и политической практике

Обучаемость можно рассматривать как одну из наиболее важных характеристик государства, которое стремится к увеличению собственной эффективности в условиях динамично изменяющегося мира. Не случайно американские исследователи организаций Дэвид Уэттен и Ким Кэмерон рассматривают обучаемость как одно из ключевых организационных качеств, по отношению к которым эффективность выступает как функция [Whetten, Cameron, 1994, p. 140]. От способности к самообучению во многом зависит и исход противостояния государства со своими соперниками.

Трактовка государственной эффективности с точки зрения восприимчивости к социальным требованиям близка к тому, что понимают под ней представитель конструктивистского направления в международных исследованиях Майкл Барнетт и швейцарский компаративист Кристоф Цюрхер, т.е. «способность обеспечить базовые услуги и общественные блага» [Barnett, Zürcher, 2009, p. 28]. В том же ключе рассуждает и чилийский исследователь Марио Марсел, который характеризует эффективность государства как «способности государственных институтов доставлять общественные блага и услуги, в которых нуждаются его граждане» [Marcel, 1999, p. 265].

Исходя из этого, четвертая переменная соответствует восприимчивости или «чувствительности» государственной организации. Она тесно связана с другими переменными государственной эффективности и означает степень, с которой государство удовлетворяет требования группы конституентов. В соответствии с этим можно выделить следующие ситуации: 1) государство полностью удовлетворяет требования группы конституентов; 2) государство в значительной степени удовлетворяет требования группы конституентов; 3) государство в основном удовлетворяет требования группы конституентов; 4) государство в минимальной степени удовлетворяет требования группы конституентов; 5) государство не удовлетворяет требования группы конституентов.

Как и в случаях с предыдущими переменными, уточнение содержания, методика измерения и последующая конкретизация «восприимчивости» будут во многом зависеть от контекста, а «единицы измерения» могут уточняться в ходе первоначального осмысления эмпирических данных.

Это находит подтверждение и в работах политологов. Специалисты по организационной теории Джозеф Молнар и Дэвид Роджерс предприняли важную попытку разработать инструменты измерения организационной эффективности государственных органов (public agencies). Авторы пришли к выводу, что, признавая различные цели и особенности государственного сектора, следует определять эффективность государственных органов не в терминах извлечения прибыли, а в терминах способности распределять ресурсы (поток на выходе вместо потока на входе) и обеспечивать услуги для своего окружения [Molnar, Rogers, 1976]. Важно, что применительно к государствам как акторам и институтам подобный подход может также способствовать выяснению их восприимчивости.

Можно предположить, что конкретные «единицы измерения» удовлетворения конституентов зависят от того, о какой их группе идет речь. Например, для политических партий (особенно программно-ориентированных, policy-seeking) это может быть корректировка политического курса в желаемом для них направлении, а для бизнеса – изменение экономической политики, например в области налогообложения. Поэтому построение соответствующих методик измерения возможно на этапе конкретизации объектов, т.е. групп конституентов.

Не случайно А. Коли и В. Шу предположили, что государственная эффективность может варьироваться не только между странами, но и в одной и той же стране как во времени, так и в направлениях политики. Авторы справедливо предполагают, что эффективность может оказаться результатом «едва заметного сложного сочетания того, как государства одновременно удовлетворяют одни социальные требования и самоустраняются от других», а для подтверждения этих предположений, «очевидно, необходимо больше исследований» [Kohli, Shue, 1994, p. 322]. Как отмечает политолог-международник и японовед Ричард Сэмьюэлс, эффективность государства возникает «не из собственной присущей ему способности, а из сложности и стабильности его взаимодействий с рыночными игроками» [Samuels, 1987, p. 262; цит. по: Evans, 1995, p. 50].

Предложенные переменные, их предварительная операционализация и контуры возможного дальнейшего развития методик измерения позволяют обозначить круг вопросов о связи между государственной эффективностью и другими важными параметрами общественно-политического развития, которые могут составить основу дальнейших эмпирических исследований в этой области. Эти вопросы предусматривают рассмотрение государственной эффективности в качестве как независимой, так и зависимой переменной.

Как уже подчеркивалось ранее, государственная эффективность имеет тесную связь с другими ключевыми параметрами социальной и политической жизни, такими, как свобода, демократия, социальные стандарты, уровень безопасности и т.д. В связи с этим возникает задача проверки того, как уровень организационной эффективности государств влияет на эти и другие параметры, и наоборот. Очевидно, что в этой сфере существует множество проблем, дискуссии по которым находятся в центре внимания современной политической науки. На представительных национальных и международных конференциях регулярно поднимаются такие вопросы, как «Означает ли повышение эффективности государств автоматическое увеличение жизненного уровня, экономический рост и усиление безопасности?», «Работает ли демократия?», «Обязательно ли эффективное государство является одновременно демократическим?» и т.д.

В частности, в центре внимания ряда авторов оказывается последний вопрос. При ответе на него следует, вероятно, учитывать тот факт, что эффективные государства могут иметь различный уровень демократии и эти уровни не обязательно повышаются или снижаются равномерно. Поэтому необходимо проверить совокупное влияние государственной эффективности и других параметров на демократизацию, и наоборот.

Над этой задачей работает, например, китайский политолог Шаогуанг Уанг, который анализирует проблему сильной корреляции качества демократии и государственного управления, выявленную в Индексе трансформации Бертельсманна (BTI) 2006 г. Ш. Уанг стремится уточнить взаимосвязь между параметрами качества демократии и государственного управления. Он использует базу данных BTI, чтобы установить, каким образом компоненты государственной эффективности влияют на различные измерения качества демократии [Wang, 2007, p. 141]. Вместе с тем результаты его работы не дают всеобъемлющий ответ на вопрос о связи качества государственного управления и демократии. Они скорее свидетельствуют в пользу необходимости проведения более широкомасштабных исследований с применением различных методик.