Елена Исаева - Гендер: нейтрализация и позитивная дискриминация

Особая «взбудораженность» гендерной темы в 70–90-х гг. XX в. (как очередной виток актуальности – после этапов конца XIX – начала XX в.) породила новые направления исследований. Так, появилась история женщин – изначально как своеобразная попытка «переписать историю» или, с точки зрения Э. Дэвин, стремление преодолеть почти абсолютную доминанту старой истории, сопровождавшееся готовностью заменить общеупотребляемый термин «history» (который можно прочитать и как «his story», дословно: «его история», «история мужчины») новым термином, характеризующим иной подход к изучению прошлого, а именно термином «her story» (то есть «ее история», «история женщины») 34 34 Цит. по: Пушкарева Н. Л. Указ. соч. С. 77–78. . Однако постепенно толкование содержания понятия «гендер» изменилось в направлении рассмотрения его не в плане концептуализации мужского доминирования, а как системы всех форм взаимодействия и «взаимоотталкивания» мужского и женского начал. Изучение феминности стало невозможно без анализа маскулинности – «женская история» неминуемо встретилась с «историей мужской» 35 35 См.: Пушкарева Н. Л. Указ. соч. С. 79. .

Традиционными объектами стали социально-экономическиеаспекты гендерно-исторических исследований. Более или менее очевидно проявились перспективы гендерного подхода к исследованиям политической истории: история маргинализации женщин, их борьбы за политические и гражданские права и свободы, аналитика форм «скрытого воздействия на политику и неявно маркированного политического поведения женщин» (еще до актуализации «женского вопроса» и суфражистского движения). Но наиболее перспективными, полагает Н. Л. Пушкарева, являются гендерные исследования в области культурологии, истории ментальностей и общественного сознания 36 36 Пушкарева Н. Л. Указ. соч. С. 84. . В социологиипоявились исследования маскулинности, в лингвистике – гендерной асимметриии т. д.

Актуализировались гендерные исследования в психологии 37 37 См., например: Бендас Т. В. Гендерная психология. СПб., 2005; Берн Ш. Гендерная психология. СПб., 2001; Ильин Е. П. Дифференциальная психофизиология мужчины и женщины. СПб., 2002. И др. . Так, психологи отмечают, что разделение людей на мужчин и женщин является центральной установкой восприятия нами различий, имеющихся в психике и поведении человека. Причем многие из них эти различия связывают с генетическими, анатомическими и физиологическими особенностями мужского и женского организма, хотя и не сводят их к исключительной доминантной роли – помимо конституциональной стороны эти различия имеют социокультурный контекст: они отражают то, что в данное время и в данном обществе считается свойственным мужчине, а что – женщине. Существует точка зрения, что наше восприятие биологических различий между полами тоже определяется культурными факторами (например, со времен античности до конца XVII в. в Европе преобладало представление, что женский организм является недоразвитым вариантом мужского). Если бы такое видение биологических различий сохранилось до сегодняшнего дня, отмечает Д. В. Воронцов, «то с учетом знаний о человеческой природе мы были бы более склонны считать мужской организм модификацией женского» 38 38 См., например: Практикум по гендерной психологии / под ред. И. С. Клециной. СПб., 2003. С. 27 и след. (Автор главы – Д. В. Воронцов.) . Однако в эпоху Возрождения взгляды изменились: мужчины и женщины были признаны полярно различными по своей природе организмами – с этого момента различия в социальном статусе стали предопределяться различиями в биологическом статусе.

В последнее время, – продолжает Д. В. Воронцов, – стало принятым четко разграничивать указанные аспекты, связывая их с понятием пола и гендера («пол» описывает биологические различия, определяемые генетическими особенностями строения клеток, анатомо-физиологическими характеристиками и детородными функциями; «гендер» указывает на социальный статус и социально-психологические характеристики, которые связаны с полом и сексуальностью, но возникают из бесконечной совокупности отношений между людьми 39 39 Практикум по гендерной психологии / под ред. И. С. Клециной. (Автор главы – Д. В. Воронцов.) С. 29. .

В юриспруденциигендерная проблематика также получила новые импульсы исследований: от прав человека– к правам человека-женщины, от льгот – к аналитике гендерно нейтральныхи гендерно выраженныхправовых норм в различных отраслях права 40 40 См., например: Гендерная экспертиза российского законодательства / под ред. Л. И. Завадской. М., 2001; Лушников А. М., Лушникова М. В., Тарусина Н. Н. Гендерное равенство в семье и труде: заметки юристов. М., 2006; Тарусина Н. Н., Исаева Е. А. Мужчина и женщина как субъекты правоотношений с семейным элементом // Юридические записки ЯрГУ им. П. Г. Демидова. Вып. 16. Ярославль, 2012; Тарусина Н. Н. О судебном усмотрении: заметки семейноведа. Ярославль: ЯрГУ, 2011. С. 102–115. .

Впрочем, все-таки и в историческом контексте, и в реалиях сегодняшнего дня преобладающим объектом гендерных исследований продолжает оставаться женский социум, кроме, пожалуй, гендерной психологии. В то же время постепенно усиливается внимание и к проблематике мужской гендерной общности – вплоть до постановки вопроса о выравнивании статуса мужчин со статусом женщин в тех областях социальной регуляции, где «льготирование» последних стало как бы излишним. Колебания чаш этих весов, похоже, в отличие от естественно-научного отрицания «вечного двигателя», заданы бесконечно давно и бесконечно надолго – хоть и имеется распространенная точка зрения, что – с седьмого дня творения.

Появились ли в последние годы новые тенденции в гендерной проблематике, видоизменились ли прежние?

Проекты гендерного законодательства своего статуса так и не изменили. Более того, в литературе получили распространение суждения о том, что многие считают проблему дискриминации по признаку пола надуманной, ангажированной: «группа граждан, в основном женщины» пытается перенести соответствующие контенты с европейской и американской почвы на почву российскую, т. е. на другие жизненные обстоятельства, а также контенты «заумные фиминистические и мартозианские» 41 41 Подробнее обзор этих позиций см.: Муравьева М. Г. Проблемы дискриминации российских женщин в контексте международных стандартов защиты прав человека // Гендерная дискриминация: практика преодоления в контексте межсекторного взаимодействия. Иваново, 2009. С. 17–18. . «В дискурсивном поле российского общества среди иерархии дискурсов, – отмечает А. А. Демиденко, – гендерный занимает маргинальное положение». Власть, полагает автор, заинтересована в консервации ситуации взаимоотношений между полами, противодействует расширению гендерного дискурса, акцентируя внимание на традиционные подходы к проблеме 42 42 Демиденко А. А. Механизмы дискредитации гендерного дискурса о дискриминации // Гендерная дискриминация: проблемы, подходы, решения. Иваново, 2008. С. 62–63. . Дискредитация дискурса о дискриминации осуществляется в нескольких направлениях: пропагандирование идей о возвращении к традиционной женственности; ограничение предмета гендерных исследований половой дихотомией, акцентирование идеи о взаимодополнительности мужского и женского начал, теории женского предназначения (что в целом отрицать нельзя – вопрос именно в акцентах); ориентация социальной поддержки женщины как существа более слабого, которое не в состоянии о себе позаботиться (в этом смысле подобная забота косвенно легитимирует гендерный контракт, в основе которого лежит власть мужчины, и который, соответственно, не акцентирует вопрос об изменении роли женщины в обществе, не устраняет причин их социальной слабости); дискредитация образа женщины-феминистки как существа агрессивного, с невыраженными половыми признаками (в этой связи приятно, что у нас есть М. Арбатова и др.); развертывание дискурса о скрытой матриархатности российского общества («муж – голова, жена – шея»).