Виктор Голявкин - Избранное

– Все, – сказал Боба.

– А что ты понял?

– Мой дядя Герой Советского Союза.

– Где он раньше жил?

– В Ленинграде.

– А сейчас?

– Не знаю.

– Сейчас он на фронте, балда, чтоб ты знал.

– На фронте, – повторил Боба.

– На каком?

– На нашем.

– На Ленинградском, балда, чтоб ты знал.

– На Ленинградском, – повторил Боба.

– Знаешь, какие у него ордена?

– Не знаю.

Я перечислил. Многими орденами наградил я дядю.

– Повтори, – сказал я.

Но Боба отказался.

– Ты должен знать, сколько орденов у твоего дяди.

– Много… – сказал Боба.

– Вот и хорошо, что много, родной ведь человек.

– Не помню… – ныл Боба.

– А где жил твой дядя, помнишь? – возвратился я к началу.

– Забыл, – сказал Боба.

– Дубина ты, своего родного дядю не знаешь!

– Не хочу твоего дядю… – заплакал Боба.

– Он такой же мой, как и твой!

– Мне дядю не нужно… – ныл Боба.

Я показал ему звездочку, и он сейчас же к ней потянулся.

– Да знаешь ли ты, чья это звездочка? – сказал я.

Он не знал.

– Дядина, – сказал я.

– Мама! – заорал Боба. – Опять дядя?

– Молчи ты, пойми наконец…

Нет, он не понимал. Не мог понять мой брат Боба, что значит для меня дядя…

– Отстань от малыша, – вмешалась мама.

– С такой памятью он далеко не пойдет! – разозлился я. – Ничего из него путного не выйдет! Нужно тренировать свой ум!

– Чего он от тебя хочет? – спросила мама Бобу.

– Дядю хочет… – всхлипывал Боба.

– Объяснишь ты мне наконец, что это за мифический дядя и чего ты хочешь от ребенка?

– Я хочу, чтоб он был умный.

– Он не глупее тебя.

Боба подбежал ко мне и шепотом спросил:

– Отдашь звездочку?

– Дам только подержать, – сказал я. – Такую звездочку даже подержать почетно.

– Дядя родился в Ленинграде! – вдруг выпалил Боба.

– Не совсем, оказывается, тупица, – сказал я.

Бобу словно прорвало:

– Два ордена Красного Знамени, два ордена Красной Звезды…

– Молодец! – сказал я.

– …три медали «За отвагу», три медали «За боевые заслуги»… – шпарил он без запинки.

Мама взяла Бобу за руку, он вырвался.

– Гвардии майор!!! – орал он откуда-то уже с веранды. – Родился в Ленинграде! А сейчас на фронте!!!

Я догнал его, сунул ему под нос звездочку и спросил:

– Чья это звездочка?

И Боба сказал:

– Папина.

Такого ответа я никак не ожидал. В это время завыла сирена, и мама стала быстро одевать Бобу и велела мне переодеться. Несколько раз уже были тревоги и все учебные. Я не спешил, а мама торопила. Сирена выла все сильней и сильней. Я думал, как бы сбежать – поглядеть, что творится на улице в это время. На лестничной площадке собрались все соседи. Некоторые были с узелками, а семья дяди Гоши с подушками. Дежурный повел за собой всю компанию. Я держал за руку Бобу, и он подвывал сирене.

– Верно ты сообразил, – сказал я Бобе.

Он прекратил выть.

– Чего сообразил?

– Звездочка, конечно, папина, – сказал я, – при чем здесь дядя.

Сирена продолжала выть.

Я протянул Бобе теплую, согретую в ладони звездочку и задумался о своем папе, которому неизвестно как сейчас приходится…

Когда я узнал, что в Кишлах на свалке груды оружия, я спать не мог. Оказывается, привозят с фронта разное трофейное оружие и сваливают в кучу у завода в Кишлах. Доехать до Кишлов на электричке, а там свалка в двух шагах. Не спалось мне в эту ночь, представлялись мне разные карабины, пистолеты, автоматы, бомбы, снаряды, просто не верилось, что там такие вещи запросто валяются. Настоящее ведь богатство! Склад оружия, груда вооружения. Пусть старое, негодное, но ведь исправить можно! Да я бы все на свете отдал, только б мне эти штуки приобрести, кто об оружии не мечтает? Да я по разным пулькам, гильзочкам с ума сходил, а тут невообразимо! Всю эту груду, говорят, собираются переплавить. Да мне бы чуточку, совсем немного, старенького оружия, пока его не переплавили. Выберу себе кое-что, а там, пожалуйста, переплавляйте. Мои автоматики, пистолетики, карабинчики, винтовочки, я вас в порядок приведу, исправлю. Достану себе оружие, пусть только немцы сунутся! Лягу у порога с автоматом, пусть только появятся! Шквальный огонь по фашистам, смерть немецким оккупантам, не войдут они в нашу квартиру! «Внуки Суворова, дети Чапаева, бьемся мы здорово, колем отчаянно!» – отличный плакат висит на стене с отличными словами! Отчаянно буду палить без передышки по врагу, идет священная война! Разгромим и уничтожим вражеское отродье! Наше дело правое, враг будет разбит!

Лежу и дрожу в своей постели от нетерпения оружие достать, будто у меня лихорадка или что-то вроде. В школу утром не пойду, какая может быть школа! В нашем школьном музее один автомат ржавый да три лимонки старые без всяких запалов. Пулеметная лента да каски. Для школьного музея постараюсь, неужели непонятно? С музеем поделюсь, не жалко. Еще мне спасибо скажут. Вполне можно в школу не явиться ради того, чтобы музей обогатить. Встречусь утром с Вовкой – и туда! С ума я схожу по трофейному оружию. Рвется враг к нашему городу, нельзя быть человеку без оружия, будет у меня свой автоматик-пистолетик-пулеметик!

Утром мама уходила на работу, старалась не шуметь. Убрала затемнение, и я зажмурился от света. Я давно не спал. Захлопнулась за мамой дверь, а глаза у меня сами закрылись. Жуть захотелось спать. Но я встал, открыл входную дверь, чтоб Вовка мог войти, и завалился. Мне снился сон, будто я охраняю склад оружия, а тут фашисты налетели. Такая заварушка началась! Отбиваю атаку за атакой, оружия у меня полно, подходите, гады, будет вам за все! Фашисты наседают, я держусь, на подмогу мне спешит отец с Золотой Звездой, трое братьев – отважный экипаж на своем танке… В это время меня Вова разбудил. Я сначала его за фашиста принял. Потом увидел у него портфель и спрашиваю, зачем же он с портфелем явился, если мы на свалку собираемся, а не в школу. «Как же я, – говорит, – без портфеля из дома выйду, соображаешь?» В общем, я спросонья не сообразил.

Стал одеваться, а Боба мне какой-то листок сует. Что это? А он, оказывается, свастику начирикал, пока я спал, и мне протягивает. С плаката срисовал.

– Да ты что, – говорю, – спятил, такие вещи рисовать? Ты знаешь, что это такое? Омерзительная, ненавистная зараза! Фашистский знак! Только предатели рисуют вражеские знаки! За это знаешь, что нужно сделать?

Он задумался и говорит:

– Чего?

– За это, – говорю, – не знаю, что можно сделать!

Поддали ему, чтобы знал.

Кое-как его одели с Вовкой. Каждое утро его одевать одно мученье. Там нас оружие ждет, а он тут безобразничает.

…Сразу же за станцией я увидел мальчишек и ахнул. Они носились с криками и воплями, играли в войну, но не это меня поразило. В руках у них были настоящие немецкие трофейные пистолеты-пулеметы!