Сергей Крупняков - Морской орел. Новые сказки русской Тавриды

– Наивный мальчик, – смеялись Шлюпки – Да чтобы она да с ним да в такую даль!

– Шидней – это не шутка, Авштралия такая далёкая штрана! – шепелявила Шаланда шершавыми шипами обшивки.

Ботик их не слушал. Ему только обидно было, что Баркентина забыла, как они мечтали о далёких походах. А может, не забыла, а её просто не пускал Барк – старый отец.

– Пусть! – Ботик ещё крепче укрепил свои паруса и реи и решил: – завтра утром выхожу в море один. Он пришвартовался у старенького причала. Всё было готово в путь, только нужно выспаться перед трудным походом. Но разве мог он заснуть? Он только для других не подавал вида, а на самом деле его сердце разрывалось на части при мысли, что его единственная Баркентина, остаётся здесь. Всю ночь он не спал и смотрел на звёзды, своими голубыми иллюминаторами. И только на рассвете забылся в беспокойном сне. Ему снилось, что какие – то грязные бродяги забрались на палубу, вытащили пилы и принялись пилить его стройные мачты.

Другие с острыми ножами поднимались вверх к парусам. Ботик очень испугался и проснулся! И его охватил ещё больший испуг! Его мачты действительно кто – то пилил, кто – то резал паруса. Ботик сильно накренился на правый борт и резко выровнялся! Оборванцы не удержались, и свалились в море. Ботик рванулся от пристани, но не тут – то было. Его швартовы были накрепко прикручены к кнехтам, и распутать их было нельзя.

– Ах, так! – крикнул Ботик, и что есть силы, рванулся вперёд, канаты не выдержали, оборвались, и он оказался на свободе. И тут только он заметил, что начался рассвет. И море сияло розовым светом, и всё вокруг золотилось в лучах утреннего солнца.

Шхуна, переваливаясь с кормы на нос, молча глядела на него, Бриг отвернулся, и только один иллюминатор мерцал виновато над ватерлинией. А Барк, как всегда, невозмутимо стоял на приколе и крепко держал своими канатами Баркентину. И только она, да Утюжок радовались, что Ботику удалось вырваться. Они махали ему всеми парусами и флагами. «Прощайте все!» – подумал Ботик и поднял паруса. Утренний попутный ветер наполнял их и погнал судёнышко в открытое море. Ботик рванулся вперёд, туда, куда звало его неугомонное морское сердце. С того утра прошёл целый год – Ботик всё не возвращался.

– Шутки шутить вждумал Малыш, – шипела Шхуна – шею швернул в первом же шторме.

– Туда ему и дорога, – процедил сквозь ванты Бриг.

– Теперь-то ты видишь, что я был прав, – не без злорадности говорил Барк Баркентине. – Неужели ты всё ещё ждёшь этого безумца?

Баркентина не знала, что и делать. Теперь каждое утро к отцу Баркентины подходил Бриг и приносил отцу подарки: блестящие золотые цепочки, звонкие колокольчики и флаги расцвечивания. А ей шептал на ухо.

– Будь умницей, моя крошка! Я вытащу тебя из этого болота на берег. Мы сделаем из тебя красивый ресторан. И ты каждый вечер будешь слушать музыку, радоваться танцам, любоваться праздником жизни! Я продлю твою молодость до шестидесяти, нет, до семидесяти лет!

Но Баркентина молчала. Она ждала. И все знали, кого она ждёт, но молчали. Многие стали смотреть на неё гораздо уважительнее, чем раньше.

Но вот пришла весна. Незаметно ушли льды, на деревьях распустились почки, земля покрылась нежной, зелёной травой и весенними цветами.

Как-то раз подул южный ветер. Он дул всю ночь, и Баркентина не могла уснуть. Она, как будто знала о приближении чего-то. И предчувствие не обмануло её. Как только взошло солнце, на горизонте показались паруса большого, океанского корабля. Он плыл медленно, любуясь берегами. В своих парусах он нёс нежный аромат цветущих пальм, тёплый запах австралийских лесов, знойный жар южных морей.

– Какой прекрасный корабль! – воскликнул Бриг. Вот это судно, вот это я понимаю!

– Ах, ах, – застонали Шаланда, Шлюпка и Шхуна.

– Д-а-а! – пробасил Утюжок.

– Так ведь это же Ботик! – Воскликнула радостно Баркентина. Она первая узнала его. И, конечно же, это был Ботик. Только он вырос, возмужал и стал невероятно красивым.

Он плыл и улыбался. И улыбка эта несла в себе южные, багровые закаты, австралийские, солёные ветры и шум Сиднейского порта. Баркентина выплыла к нему на встречу, подняв сразу все свои флаги. Не те, что дарил ей скрипучий Бриг, а те, которые хранят любящие сердца всю свою жизнь. И дарят только одному кораблю. Она развернулась, и поплыла с ним рядом. И все улыбались им.

Улыбался Корвет. Он только что отремонтировался и готовится к новому плаванию. Улыбался Барк, отец Баркентины. В глубине души теперь он гордился своей дочерью. А Утюжок что-то наигрывал на своих туго натянутых канатах, и мурлыкал под нос песенку.

Улыбалась и Шхуна. Она подплывала ко всем по очереди и шелестела обшкрябанным бушпритом.

– Это я! Я первая его заметила! Бывало, плывём мы с Ботиком по Гавани, А он всё про Шидней, да про Шидней!

– И я, и я! – зашумела Шаланда, – я ему указала путь в Австралию!

Ботик только улыбался и был очень счастлив. Ещё бы! Рядом плыла его Баркентина! Его единственная и долгожданная.

Утреннее солнце окрасило Гавань пурпурно – алым цветом, и даже капли воды на вёслах гребцов сияли золотыми лучами утренней зари. Потом была весёлая свадьба. И подготовка к новому плаванию. Все ждали, когда отчалят от пристани Ботик и Баркентина. Ведь для настоящих кораблей дальний поход – всегда праздник.

И вот он настал! Ботик и Баркентина отчалили от пристани, и пошли по Гавани во всём великолепии своих алых парусов. Их флаги трепетали на ветру. С берега палили пушки, и со всех кораблей раздавалось громкое «Ура!». Это матросы провожали их в свадебное путешествие.

Вдруг всё затихло. Это на середину Гавани вышел Утюжок. Он туго натянул свои канаты-струны, и весёлая музыка понеслась над морем. Утюжок пел песню, что сочинил для них этой ночью.

Песню подхватили матросы на кораблях, грузчики в порту. Пели ялики, яхты, шлюпки. И поднялся такой шум, что слышно было только смех и пение, но не возможно было разобрать слов. И только в конце, когда Утюжок дунул в свой басистый гудок, все затихли, и он пропел последний куплет:

И все подхватили: