Станислав Брейэр - Город в капле и другие сказки

Все трое спрятались под огромный лопух. Под ним дождя нет.

– Их же всех не переловишь, – сообразил первый. – Боли-и-ит!.. И как нам теперь быть?

– Дай, подую, – предложила девочка и подула на глаз. – Полегчало?

А потом и второй подул.

Дождь уютно шлёпал о лопушиный лист. Из карманов стали вылезать лягушки, насекомые и ещё кое-кто. И скорей прочь!

– Чепуха какая-то, – сказал первый. – Мы зачем мир делили?

– Сам начал, – ответил второй. – Ты только не обижайся, но так тебе и надо.

Тот сказал:

– Я больше мир делить не буду.

– И я не буду больше, – сказал второй. – Что мне, заняться нечем, что ли?

– Хороший дождь, – улыбнулась девочка. – Он пахнет хорошо. Он весь мир умоет-умоет, и всё заблестит как новенькое.

– Кап, кап, – капает дождь на лопух. А дети сидят задумчивые, мирные. И слушают музыку. Прекрасную детскую музыку: кап, кап!..

Тёмной ночью, холодной ночью – на могучем клёне посреди степи листья шуршат, а ветви скрипят, будто стихи говорят. Вот шёл тогда по степи Стёпушка-сирота, которому не было в огромном мире ни тепла, ни ласки, ни приюта.

Заметил его могучий клён – и раскрылся. Мальчик в кленовую дверцу вошёл, а клён закрылся.

– Не снится ли мне? – удивился маленький путник. – Тут кленовая комнатка! Вот из кленового пола растут кленовый столик со стульчиком, а на столе кленовая миска со свежим хлебом и кленовая кружка с кленовым сладким соком. А вот и кроватка мне по росту – над ней у изголовья Спаситель с иконы мне улыбается, и лампадка горит. Вроде огонёк маленький, а свет от него большой, и светло тут. И кленовым запахом пахнет…

Наелся Стёпушка (от того хлеба, сколько ни отламывай, а меньше не становится), напился из кружки (а в той кружке соку не убывает, сколько ни пей). И уснул мирным сном на кроватке.

С той поры зажил он хорошо. На том клёне летом и зимой прекрасные птицы поют – радуют Стёпушку. А он то в кленовой комнатке, а то по степи бродит, смотрит, где какие травы и кусты, да где животные обитают. Его дикие волки не трогают.

Так день за днём, а год за годом. Вот подрос Стёпушка, и стала ему кроватка маловата, и в кленовой комнатке тесновато ему стало.

Взял он топор и стал изнутри стены обтёсывать, жильё своё расширять.

– Клён-то толстенный, ему ничего плохого не будет, – сказал Стёпушка. А деревянную кроватку выбросил, чтобы места не занимала.

А вот ещё время прошло, ещё больше подрос Степан, и стало ему опять тесно. И опять он расширил топором кленовую комнатку.

Да потом ещё, да ещё расширял.

Терпел могучий клён, из последних сил прекрасными листами зеленел. Только стал Степан замечать, что раз от разу – хлеб в миске всё черствей; а соку в кружке раньше было всегда до краёв, сколько ни пей, а потом всё меньше, меньше – а теперь вовсе на донышке. И не такой он сладкий…

И наконец засох огромный клён. Птицы улетели и больше не пели Стёпушке. И хлеб на столе стал сухим, да кружка опустела. А Спаситель с иконы давно не улыбается, а смотрит на Степана с большой грустью и жалостью. И лампадка хоть горит, да почти не светит.

Заплакал тогда Степан, стал прощения молить у Спасителя. Потом вышел из сухого дерева, отправился в город к начальнику всех лесов и степей, упросил назначить его, Степана, смотрителем в той степи, где его клён стоит.

Дал ему начальник немного денег, так Степан купил за них на базаре – кленовые саженцы. Взвалил их себе вязанкой на спину и отправился в обратный путь.

В город-то шёл быстро, а тут вязанка очень тяжела. Остановится Степан, водицы из ручья попьёт, пот со лба утрёт – и дальше несёт свои саженцы. День да ночь всё шёл – и принёс к родному дому, то есть к клёну иссохшему.

Передохнул – стал вокруг клёна лунки копать, саженцы сажать, из ручья поливать.

А как подходит срок получать жалованье, то бежит он скорей в город да на все заработанные деньги опять накупает кленовых саженцев и в родной степи их сажает. И следит, чтоб никакая букашка им не повредила!

А в сухой комнате, где уже клёном и не пахнет, Спаситель с иконы глядит на Степана уж не с грустью и жалостью, а с надеждой в ясных очах. И лампадка светит всё ярче.

Вот приехал из города начальник лесов и степей.

– А где степь? – спрашивает Степана. – У меня тут по карте – большая степь полагается, где ничто не растёт. А здесь целый лес из маленьких прекрасных клёнов! Скоро вырастут огромными, ветвистыми, всей стране украшение; на них птицы запоют так, что аж в городе будет слыхать! Стало быть, назначаю тебя лесником. На-ка вот тебе, дорогой мой, за такую работу – большую премию. На неё можно хороший дом построить, а не жить в сухом дереве, и питаться не сухим хлебом с кленового стола, да из кружки не воду из ручья пить.

Обнял начальник лесника и уехал. А Степан скорей управился по своему кленовому хозяйству – да со всей своей премией побежал на базар. За кленовыми саженцами…

Жили-были сёстры, и все одарены талантами.

У первой сестры – талант сочинять музыку, играть её на скрипке.

У второй сестры – крепкое здоровье (замечательный талант!).

А третья сестра была красавицей – таков был её талант.

А ещё была четвёртая сестра…

От родителей сёстры знали, что талант Господь даёт человеку, чтобы человек делал с помощью этого таланта добро.

– Пусть от меня будет польза, – сказала первая сестра. Она сочинила самую прекрасную мелодию в мире и стала её играть у храма. Вокруг люди собрались, слушают, затаив дыхание, – и в них от музыки пробуждается великая любовь к Богу и к ближним.

– И от меня пусть будет польза, – сказала вторая сестра. Она вышла замуж, родила двенадцать детей и, как было ни трудно в жизни, воспитала их православными христианами.

– И я не буду неблагодарной, а послужу моим талантом, – сказала третья сестра. И ушла в монастырь.

А её подруги, узнав об этом, воскликнули:

– Если такая красавица живёт в монастыре, то нам и подавно надо!

И тоже ушли в монастырь. А многие неверующие юноши, узнав об этом, крепко задумались.

А четвёртая сестрица не имела ни музыкального таланта, ни красоты лица, ни крепкого здоровья, а была она от рожденья – слепа, глуха и нема, да к тому же не могла подняться с кровати. И она мысленно спросила:

– Какой же талант Ты дал мне, Господи?

Тогда к ней явился Господень Ангел и сказал:

– Жизнь – вот твой талант, который тебе дан на подвиг терпения, христианской любви и молитвы.

Ангел нагнулся над её кроватью и поцеловал ту сестру в лоб. От этого в ней так светло стало, что даже самые унылые люди, увидев её улыбку, подумали: «Как же нам-то – у которых и зрение, и слух, и руки – бывает не стыдно унывать?!»