Игорь Фарбаржевич - Любовь и вечная жизнь Афанасия Барабанова

Очень давно, лет восемьсот назад, бродячие студенты-клирики так надоели горожанам своими непредсказуемыми выходками и шумными выпивками, что даже по прошествию веков, никто о них и слышать не хотел! Ну, посудите сами. Кто будет чтить память о безнравственных людях, которые с презрением относились к благопристойным горожанам или к сану священника, пили вино без меры, влюблялись в бюргерских жён и дочек, и даже уводили некоторых с собой. Разве о таких студентах вспомнят с любовью?

Впрочем, с тех пор многое плохое забылось, зато остались на века их весёлые песни и чувственные стихи, воспевающие свободу, веселье, плотскую любовь.

А ещё остался, сочинённый вагантами, главный студенческий гимн – Gaudeamus igitur.

Но хоть много веков утекло с тех пор в Рейне, шумные студенческие вечеринки до сих пор не поощрялись благонадёжным немецким обществом. Громко петь или, не дай Бог, орать, демонстрируя свободу и самодостаточность – считалось дурным тоном и вкусом (всё же на дворе начало 19 века, а не тёмное Средневековье!), и если где-то возникали такие островки студенческого буйства – они тут же прерывались полицаями, стоящими на страже бюргерской Германии.

Поэтому обходительное отношение московских околоточных к празднующим питомцам Университета было для Штернера в диковинку.

Мимо их саней промчались розвальни с подвыпившими студентами, горланящими что есть мочи знаменитый студенческий гимн:

Штернера даже подбросило в санях, до того близким и родным послышался ему этот гимн:

В Хейдельбергском университете, который закончил Атаназиус Штернер, все студенты знали этот гимн наизусть:

«Вот что объединяет людей, – подумал Штернер. – Общая идея. Общая родина или общий гимн…». И, глядя на Татьяну, он пропел оставшиеся куплеты вместе с ними.

Их обогнали другие сани, в которых ошалевшие от однодневной свободы студенты горланили с «декабристской храбростью» совсем другую песню – «Жалобу на Аракчеева».

– От, прокуды! – мотанул лохматой головой Никифор, то ли осуждая, то ли поддерживая баловство студентов.

– А Татьяна-Великомученица, она кто? – спросил Атаназиус у Тани. – Покровительница студентов?…

Знала бы Татьяна Николаевна о своём Дне ангела чуть поболе, непременно поведала бы Штернеру всю историю жизни святой тёзки.

– Давным-давно, Атаназиус Карлович, – начала бы она, – в 226 году, в Древнем Риме, у одного знатного консула была дочь Татиана…

…После казни императора Гелиогабала, который жестоко преследовал христиан и поклонялся разным богам и идолам, на престол вступил шестнадцатилетний юноша по имени Александр Север – истинный христианин, и все христиане в Риме вздохнули спокойно. Но он был молод, неопытен, ему стали давать советы бывшие приближённые Гелиогабала, и получалось, что не Александр, а они реально управляют государством. Среди таких «советчиков» был и Ульпиан – близкий друг казнённого императора, который так же, как и тот, верил в разных богов. А вскоре, благодаря его хитрости, вся власть в Римской империи оказалась в его руках.

Всех же, кто истинно верил в Христа, стали вновь преследовать и заставлять поклоняться идолам. Кто же этого не хотел – отдавали в руки палачей.

Такая же участь постигла и Татиану.

Палачи выкололи ей глаза, изрезали ножами тело и содрали кожу, натравливали на неё льва, но Татиана отказывалась верить в разных богов. А её мучители – либо погибали, либо принимали веру в Иисуса Христа.

Сама же Татиана умерла мученической смертью. Ей отрубили голову, как и её отцу-христианину.

…Вот что должна была бы рассказать Штернеру Таня Филиппова и увязать житие святой Татьяны-мученицы с Днём студентов – да только образования не хватило.

Об этом редком дне в мировой истории, когда православные миряне и российское студенчество празднуют вместе два разных праздника, объединённые в один, побеспокоился ещё сам Ломоносов.

Была у Михайла Васильевича давняя мечта – учредить в России Университет, по примеру европейских учебных заведений. И обратился со своим «прожектом» к Ивану Ивановичу Шувалову, который был не только покровителем русской науки и культуры, но, самое главное, фаворитом императрицы Елизаветы Петровны.

…«Милостивый Государь Иван Иванович! – написал Ломоносов генерал-адъютанту. – Полученным от Вашего Превосходительства черновым доношением Правительствующему Сенату, к великой моей радости, я уверился, что объявленное мне словесно предприятие подлинно в действо произвести намерились к приращению наук, следовательно, к истинной пользе и славе отечества. При сем случае, довольно я ведаю, сколь много природное Ваше несравненное дарование служить может, и многих книг чтение способствовать. Однако и тех совет Вашему Превосходительству не бесполезен будет, которые сверх того университеты не токмо видали, но и в них несколько лет обучались, так что их учреждения, узаконения, обряды и обыкновения в уме их ясно и живо, как на картине, представляются. Того ради ежели Московский Университет, по примеру иностранных, учредить намеряетесь, что весьма справедливо, то желал бы я видеть план, Вами сочиненной. Но ежели ради краткости времени или ради других каких причин того не удостоюсь, то уповая на отеческую Вашего Превосходительства ко мне милость и великодушие, принимаю смелость предложить мое мнение о учреждении Московского Университета кратко вообще…»