Андрей Васильченко - Пули, кровь и блондинки. История нуара

Кроме этого «нордическая» тематика развивалась в многочисленных фильмах, которые позже были объединены в категорию «бланк-ленты». В данном случае речь идет о «бланке» как о пустом листе белой бумаги, где верхняя часть идентична нижней. Это условное обозначение заснеженных равнин, которые фактически зеркально отражают завьюженное небо. Если не брать в расчет фильмы ужасов и детективы, действие которых происходит в Антарктиде (их спектр широк, от культового «Нечто» до «Белой мглы»), то «бланк-ленты» были доведены до безусловного совершенства в созданной братьями Коэнами картине «Фарго». Опять же весьма показательно, что герои этой выдающейся ленты 1996 года являются потомками выходцев из Швеции (Мардж Гандерсон, Джерри Лундегаард, Уэйд Густафсон, Гэир Гримсруд). Но это вовсе не значит, что Коэны полагали, будто бы Швеция внесла хоть какой-то вклад в мрачные триллеры. Напротив, братья решили прибегнуть к тому говору, что они слышали, когда были детьми, — среднезападному набору выражений с оттенком скандинавской веселой песенки, проще говоря, по поводу шведов они иронизировали.

Вторым источником «нордического нуара» можно назвать «прибрежные детективы», традиция которых восходит едва ли не к самой Агате Кристи. Их схема проста: в крошечном английском городе-курорте, поражающем всех своей чистотой и кукольными домиками, происходит ужасное преступление. В ходе расследования выясняется, что «не все ладно в датском королевстве» и за благоустроенными фасадами милых домишек скрываются весьма пугающие тайны. Подобный подход использован в весьма концентрированной форме в криминальной драме Ларса фон Триера «Догвилль» (2003). Несмотря на то что действие фильма происходит в Америке, в Скалистых горах, он полностью передает лицемерную жестокость «идеальных» людей. Не случайно в финале ленты Грэйс Маргарет Маллиган (ее роль исполняет Николь Кидман) расправляется со всеми горожанами за исключением пса Моисея, который оказался самым человечным существом в страшном городишке. Сами англичане не раз иронизировали по поводу «прибрежных детективов», по сюжету которых в мрачные тайны оказывалась втянута вся местная элита, включая викария. В качестве примера весьма удачных пародий на этот поджанр можно привести ленту Нейлла Джонсона «Молчи в тряпочку» (2005) и картину Эдагра Райта «Типа крутые легавые» (2007).

Как видим, источники «нордического нуара» фактически никак не связаны со Скандинавией. Более того, само это явление никак нельзя называть нуаром. Скандинавские ленты и кинофильмы последнего десятилетия не демонстрируют город как разрушающую человека среду. Бо́льшая часть из них происходит в заброшенных деревнях, удаленных поместьях или вовсе в полярных поселениях. Нет в них ни особой тьмы, ни теней, ни отчаянного отчуждения. Почти во всех них превалирует сытая леность, что подчеркивается неторопливостью действия, вызывающего чувство дремоты, а вовсе не нарастающего напряжения. Нет в мифическом «скандинавском нуаре» и привычных персонажей. Типажи смазаны, мужчины как на подбор невыразительны и мягкотелы, женщины напрочь асексуальны, даже персонажи, что должны изображать роковых красоток, более напоминают трэшовое недоразумение. Если в «скандинавском нуаре» случается нечто интимное, то оно вызывает отталкивающее и постыдное ощущение сродни тому, какое испытываешь, случайно заглянув в занятую кем-то кабинку общественного туалета. Едва ли это можно сравнить с заманчивым моментом из «классики», когда исключительная красавица в собственных (не всегда законных) интересах нахально совращает частного детектива. Нельзя не отметить, что сама сюжетная линия у скандинавских сериалов настолько примитивна, что не вызывает ни чувства тревоги, ни паранойи. Проще говоря, «скандинавский нуар» оказался а) не скандинавским б) не нуаром. Впрочем, уже само по себе это достойно того, чтобы предпринять хотя бы поверхностный анализ.

Начать надо с того, что традиция скандинавского детектива не имеет ничего общего ни с нуаром, ни с неонуаром. Попытка вывести нуар вообще и «скандинавский нуар» в частности от творчества норвежского писателя Морица Кристофера Хансена, в начале XIX века опубликовавшего новеллу «Сумасшедший христианин», не более чем спекулятивная попытка, присущая многим периферийным явлениям, которые стремятся во что бы то ни стало быть частью общемировых трендов. Если уж говорить о литературных предтечах нуара, то в данном отношении несомненное первенство у России, которой посчастливилось подарить мировой литературе такую величину, как Федор Михайлович Достоевский.

Мрачные тона, длинные тени, дождливые улицы Петербурга, криминальные сюжеты, притом завязанные на поиски преступника, — все это как нельзя лучше характеризует нуар в его классическом «прочтении». Опять же у всех произведений-загадок есть свой принципиальный, определяющий суть вопрос, так сказать «пароль». Детектив — кто преступник? Триллер — почему преступник? В классическом нуаре нет ни намека на подобные вопросы. В нем иная дилемма: а является ли преступник преступником? Это как раз именно то, что можно обнаружить в произведениях Достоевского. Примечательным является, что произведения Достоевского стали основой для сюжета постнуарной ленты «Прекрасный сон» (2009) — где действие из дореволюционной России перенесено в США 40-х годов. Опять же на полях разговора можно заметить, что одним из первых фильмов, в основе которого лежала именно нуар-проблема (преступник — преступник ли?), была снятая в 1913 году в Ярославле на студии Григория Либкена лента «Драма на Волге».

Если же говорить о «скандинавском нуаре», то в нем вы не найдете подобных сомнений. Преступники не вызывают симпатий, а жертвы не кажутся повинными в своей смерти. Напротив, в пресыщенной удовольствием и качеством жизни Швеции буквально культивируется «художественное» изуверство. Почти всё, что относится к самопровозглашенному нуару, буквально кишит каким-то нечеловеческим зверством. Кажется что скандинавские писатели и сценаристы соревнуются между собой в том, чтобы «подарить» публике более изощренный метод умерщвления. Впрочем, у подобных устремлений есть и свои трактовки. Один из основоположников «скандинавского нуара» Стиг Ларсен был не столько писателем, сколько политически ангажированным журналистом, специализировавшимся на разоблачении скандинавских правых, националистов и обличении ксенофобии. Именно он в своем романе «Девушка с татуировкой дракона» описал серию политически-ритуальных убийств, совершенных абсолютно извращенным способом. Как и стоило предположить, сей леволиберальный активист на страницах книги возложил ответственность за эти запредельные жестокости на своих политических противников. На практике же может оказаться что он лишь проецировал на врагов собственные нездоровые фантазии. Примером этого может служить итальянский режиссер Пьер Паоло Пазолини, в фильме «Сало, или 120 дней Содома» приписавший свои крайне нездоровые увлечения итальянским фашистам. Как бы то ни было, «скандинавский нуар» — явление по сути своей настолько «политически корректное» (в негативном понимании этого термина), что иногда вызывает оторопь. Создатели классического нуара при всем своем критическом отношении к американской действительности не стеснялись использовать сексистские и расистские шуточки. В Скандинавии все с точностью до наоборот. Главное действующее лицо в большинстве случаев — женщина, любые консерваторы — только помеха в расследовании преступления, христианская мораль подвергается критике и т. д. Если главным действующим лицом все-таки решено сделать мужчину, ему непременно дают в напарники кого-то из «политкорректного списка», то есть представителя либо сексуальных, либо национальных меньшинств. В качестве примера можно привести трилогию «Мистериум»: «Женщина в клетке» (2012), «Убийцы фазана» (2014), «Тьма в бутылке» (2016), — где у детектива Карла Мерке появляется невесть откуда взявшийся напарник-мусульманин, а на протяжении почти всех лент звучит проповедь толерантности и мультикультурности.