Вадим Радаев - Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

Мы понимаем, что вряд ли наш герой доживет до будущего десятилетия. И едва ли он об этом сожалеет.

В жизни двух братьев неожиданно возникает отец, знакомый им только по фотографии десятилетней давности. Появление странного и чужого для них человека переворачивает жизнь мальчиков, когда отец вырывает ребят из привычной жизни в тихом родном городе и привозит на заброшенный остров [25] КиноПоиск. https://www.kinopoisk.ru/film/47040/ .

После лихорадочных 1990-х годов мы перебираемся в более спокойные 2000-е годы. Здесь начинаются частичное восстановление экономической и политической стабильности, консолидация «слабого государства», происходит улучшение материальных условий жизни в ходе устойчивого экономического роста, устанавливается более ясный порядок. Появляется возможность остановиться, наладить разорванные некогда связи, подумать не только о славном прошлом, как в восьмидесятые, или об ускользающем настоящем, как в девяностые, но и о каком-то будущем. Это время для возникновения нового героя или для возвращения героя из бурных девяностых к более или менее нормальной жизни.

Для метафорической характеристики этой ситуации и нового героя мы обратимся к фильму Андрея Звягинцева «Возвращение» (2003). Сразу скажу, что для меня первоначально имя режиссера было совсем новым, тем более что это была его дебютная картина. И, выбирая ее для обсуждения, я еще не знал, что Звягинцев станет главным (и чуть ли не единственно успешным) мэтром международного фестивального кино от России.

На первый взгляд «Возвращение» выглядело как самый обычный фильм. И вдруг картина получает массу призов, включая главный приз Венецианского кинофестиваля «Золотой лев» и премию Европейской киноакадемии, а в родном Отечестве – «Золотого орла» и «Нику» в качестве лучшего фильма. Сборы от проката более чем в 12 раз превысили бюджет картины. При этом сборы от проката в мире в восемь раз превысили российские. Очень неплохо для дебюта.

С эстетической точки зрения картина отсылает нас к фильмам Андрея Тарковского. В ней используются минимальные художественные средства, фильм почти черно-белый, точнее, выполнен в приглушенных синих тонах. Только машина «Волга», на которой путешествуют герои фильма, проступает контрастным красным пятном. И в кадре господствует своего рода пантеизм – в качестве основного фона и соучастника событий выступает Природа (основные съемки проходили на Ладожском озере).

Содержательно «Возвращение» было воспринято многими вне России в качестве политического месседжа – как отражение тоски по твердой руке, по Отцу, по Сталину, как попытка расшифровки недавно пришедшего Путина, про которого тогда еще многое не было понятно. Это вызвало немалое удивление и среди отечественных критиков, и у самого режиссера, явно более настроенного на решение вековечных проблем, нежели на текущую политическую конъюнктуру.

Если же убрать эти политические аллюзии, перед нами оказывается хороший и даже весьма трогательный фильм. В нем разворачивается следующая житейская история: отец (Константин Лавроненко) вернулся в семью после двенадцати лет отсутствия неизвестно где, тут же собрался в какую-то непонятную поездку и взял с собой двух сыновей (Иван Добронравов и Владимир Гарин). Фокусом картины становится то, как складываются отношения отца с детьми-подростками, которых он почти не видел. Отметим попутно, что в какой-то мере это может высвечивать часть личной истории режиссера, отец которого ушел из семьи, когда тому было пять лет.

Возможно, российских экспертов и зрителей привлекла простая человечность показанной истории, без всякой чернухи, от которой уже успели подустать в 1990-е годы. Фильм также трактовался более сложным образом – с помощью евангельских мотивов, как второе пришествие. Но мы к этим сюжетам обращаться не будем.

На первый взгляд главные герои фильма – дети-подростки, младший Иван (в третий раз Иван!) и старший Андрей. Но, хотя события постоянно вращаются вокруг подростков, все же не они находятся в центре нашего внимания. Дети рассматриваются, скорее, как проекция устремлений и действий своего отца. Именно отец является главным субъектом и логическим продолжением нашей истории, протянувшейся из 1980-х и 1990-х годов. И для нас именно он – герой наступившего нового десятилетия.

Здесь следует сказать, что даже по завершении фильма о нашем главном герое мы, по сути, ничего не знаем. Нам неизвестно даже его имя. Мы понятия не имеем, откуда он появился, что он делал все прошедшие 12 лет, в те самые девяностые (срок немалый). Сам он об этом ничего не рассказывает, а спрашивать никто не решается. Мать все время дежурно врала детям, что он «летчик». «Откуда он взялся? Приехал» – и все. Возникают лишь отдельные догадки по обрывкам брошенных фраз: «когда-то объелся рыбы» – где, на Севере? Почему его так долго не было? Может, он провел это время в «местах, не столь отдаленных»? В любом случае за ним тянется какое-то тайное прошлое из темных 1990-х годов, о котором лучше не вспоминать. И, видимо, у него немало скелетов в шкафу или, точнее, в небольшом сундучке, который разыскивается на затерянном острове и который он так и не открывает. Тайной остаются его разговоры по телефону и возникающие неотложные дела. В целом его фигура глубоко мифологична. Этот герой приходит из ниоткуда и уходит в никуда, буквально растворяясь в природе.

Новый герой предстает перед нами в виде эдакого мачо. Он здоров физически, крутого нрава, не проявляет никаких лишних сантиментов. Он ведет себя естественно, без малейшего страха и стеснения. Постоянно демонстрирует свою маскулинность всей своей внешностью и повадками. Этот маскулинный образ подкрепляется материально – солидными деньгами в бумажнике, машиной «Волга». Отец сразу по приезде начинает вести себя как хозяин в чужом доме, преломляя (буквально) и раздавая чужую еду. Начинает устанавливать свои правила – например, предлагая выпить вина несовершеннолетним детям, а затем забирая их с собой на неделю вместо обещанного одного дня. И при всем этом не произносит никаких лишних слов, роняя только скупые односложные фразы.

Наш герой моментально устанавливает в микромире вновь обретенной семьи свою абсолютную власть. Здесь нет и не может быть других источников силы, кроме него. Подобное поведение проецируется и во внешний контур. Для него, похоже, не существует никакого государства и иной внешней власти – позиция, вынесенная из 90-х годов. Он не склонен соблюдать формальные правила и прочие условности, например, выпивает за рулем, и в этом не чувствуется никакого эпатажа или вызова, скорее, для него это привычная ситуация. В его жизни и в отношениях с другими людьми работают только его собственные правила. Он вершит собственный суд над пацаном, утащившим его бумажник, решая казнить или миловать. И неизбежно возникают вопросы: в какой степени эта власть легитимна? с какой целью она устанавливается? и главное – зачем он, собственно, приехал?