Вадим Радаев - Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

В первой новелле Любовь приходит как Фантазии косплея по мотивам японских аниме и манги (японских комиксов). Это именно Фантазия, а не ставшее для нас привычным фэнтези, т. е. воссоздание вымышленного костюмированного образа, а не вымышленного мира. Речь идет о поверхностном (по сути, пародийном) освоении совершенно чужих и малопонятных образов, которое при этом почему-то не убивает всяческий смысл, а создает для своих участников пространство человеческого счастья.

Интересно наблюдать, как люди находят выход из ситуации Нелюбви через вещи, которые они совсем не понимают содержательно, воспринимая как голую эстетическую форму. Но это оказывается для них неважным. Альтернативная эстетика дает возможность вырваться из рутины и паутины скучной повседневной жизни, отрешиться от надоевшей правды. Словами героини: «Лучше не знать этой вашей правды по паспорту». И в самом деле, ясно, что Тайто и Химея круче Грачевой и Петрова с их постными обыденными лицами. А Сейлормун круче обычного сержанта полиции.

Итак, чтобы встретить Любовь, нужно сначала уйти в параллельную (искусственную, вымышленную) реальность. Но, к сожалению, выдуманные отношения рассыпаются при первом же столкновении с жизнью вне карнавала. А что такое Любовь, остается неясным. Вот выдержка из разговора главных героев: «Я всем даю с презервативом, а тебе без… И это по-твоему Любовь? А почему нет?».

Забавно, что русские необъяснимо тянутся к японской культуре, решительно ничего в ней не понимая. Кстати, подобная тяга проявлялась и в советское время, вспомним популярность японской литературы или фильмов Акиры Куросавы. И японцы, похоже, тоже неосознанно тянутся к России, с точно таким же полным непониманием нашей культуры. В этом все очарование и притягательность непонятного. К тому же здорово побыть Чужаком в духе Георга Зиммеля, особенно если не затягивать этот опыт. Со стороны, в глазах внешнего наблюдателя это выглядит нелепо и комично, но в то же время мило – снова вымышленная жизнь оказывается привлекательнее (и в каком-то смысле реальнее) обыденной жизни.

Тема соприкосновения культур продолжена в новелле про японскую девушку в Москве. Любовь приходит как Взаимопонимание, которое, как выясняется, может возникать совершенно по любому поводу – сколь угодно экзотическому и потустороннему. Так, двух молодых японцев объединяет приверженность русской культуре, которую они воспринимают как-то по-своему, очень по-японски. Но выясняется, что выбор объекта обсуждения и привязанности не столь уж важен и вовсе не обязательно понимать его смысл. Неважно, что именно ты понял, главное – понимать друг друга.

Молодые японцы еще не были знакомы, но уже многое делали параллельно и воспринимали многие вещи (в данном случае загадочный Русский мир) одинаково. Им достаточно было почувствовать, что они на одной волне и понимают друг друга с полуслова. Без такого взаимопонимания ты можешь лишь выдумывать объекты для высоких чувств, но эти чувства не пройдут даже первой простой проверки реальностью.

В новелле про секретаршу в исполнении Юлии Снигирь Любовь возникает в очередном и еще менее понятном обличье – как Жертвенность. И сразу возникает множество вопросов: а Любовь ли это? Любит ли Она, пожертвовав собой ради того, кто уже три месяца тупо сидит без работы и, не обращая на нее внимания, играет в танчики? Или Она отдалась (мысленно и физически) всесильной Маммоне? Перед нами глубокое жертвенное чувство или циничный расчет (тривиально, ради денег)? Если предательство Любимого делается ради Любимого – можем ли мы считать это проявлением Любви? Или Любимый вообще ни при чем и сделано это даже не ради денег (типовое оправдание), но стало способом приобщения к Власти, которая завораживает и притягивает сама по себе? Не ожидайте от нас прямолинейных ответов. Не даются они и в фильме.

Не проще и с другой стороной – с начальником секретарши в исполнении Владимира Машкова. Любит или нет этот человек? Да и человек ли это или чистая, нарочитая символизация кого-то, давно утратившего человеческий облик? А может, это просто единственная форма любви, на которую он способен, ведь люди же очень разные. Говоря его же собственными словами, «на романы у меня времени нет, а любить кого-то надо». Даже в этом предельно циничном существе сохраняется смутное желание чего-то «настоящего», которое, правда, редуцируется к «настоящей» груди. Но хотя бы так…

На выходе же из этой истории нам опять непонятно, что такое Любовь. Мы увидели проблески подлинного чувства или какие-то извращения – и со стороны бизнесмена, и со стороны секретарши? Легче всего сказать: «Нет, это не настоящая Любовь!» А мы знаем, какая она «настоящая»?

В следующей новелле про уличного художника в исполнении Евгения Цыганова Любовь является как Вдохновение. Она становится воплощением Творчества. Это даже не сублимация с подсознательными переходами, а полное единство творчества и любви. Одно заканчивается в момент, когда прекращается другое. По словам самого художника, ему лучше не знакомиться с понравившейся девушкой и тем более не заводить отношения – начинаются бесконечные скандалы, вынос мозга. Увидел, влюбился, нарисовал и забыл – вот линия вечного движения. Причем и объект сегодняшнего чувства сам по себе не столь важен, ведь вдохновение таится внутри самого человека, внешние объекты его только подталкивают. И кто скажет, что здесь нет Любви? Или ее действительно нет? Нам опять показывают, в какую сторону смотреть, но что именно мы увидим – вопрос открытый.

Но и это еще не все. В новелле про нимфоманку, которую играет та же Рената Литвинова (любопытное сочетание псевдонауки и нимфомании), Любовь предстает как мания. Еще один бизнесмен в исполнении Михаила Ефремова оказывается ее главной жертвой. Циничный в основе своей человек окончательно запутался, встретив молодую и, видимо, ничего из себя не представляющую особу. Он говорит, что не хочет жениться, но не может побороть нахлынувшего чувства. Любовь застилает глаза, он делает явные глупости и считает вдобавок, что это правильно.

Как бывает порою в критических случаях, человек пытается цепляться за науку, точнее, за какую-то экспертизу, которая выдает себя за науку. И что же показала призванная им экспертиза? У девицы все ненастоящее (искусственное, сделанное). И сама она не та, за кого себя выдает. Она оказывается чистым фейком. Но структурный анализ (весьма правдоподобный) никак не помогает и никого не спасает. «Наука» вновь бессильна перед слепым чувством. Он понимает, что в ней нет ничего особенного, а то, что есть, – сплошь искусственно (продукт дешевых массовых технологий). Но ничего не может с собой поделать.