Владимир Артыков - Обнаженная модель

— Алексей Михайлович, краснодеревщик, — представился он.

Я взял его под руку и проводил в злополучный зал. Алексей Михайлович внимательно осмотрел пятно, погладил его ладошкой, понюхал пальцы и сказал:

— Шампанское, — провел пальчиками еще раз, понюхал, — полусладкое. Прошу оставить меня одного.

— Надолго?

— Минут на пятнадцать — двадцать. Да чтобы никто не входил, — погрозил он пальчиком.

Аня закрыла его на ключ, а сама спустилась на первый этаж в кабинет директора, занять ее разговорами, чтобы не допустить ее нечаянного появления на втором этаже, в зале.

Потянулось время, все молчали. Двадцать минут показались вечностью. Раздался стук в дверь, стучал краснодеревщик, а Аня еще не вернулась, старинный медный ключ она держала всегда при себе. Я в замочную скважину сказал Алексею Михайловичу, чтобы он немного подождал, скоро его выпустят. Действительно, через минуту Аня появилась и открыла дверь зала, куда мы бросились, чтобы посмотреть на стол. Стол сверкал в первозданном виде! От пятна не осталось и следа. С радостью, пожимая руку, я сказал Алексею Михайловичу:

— Вы, гений! Вы не только смыли пятно, но и спасли от больших неприятностей нашу группу и увольнение с работы главного хранителя Анечки.

Аня расцеловала мастера, а Измайлов тут же на этом столе отсчитал нашему спасителю обещанные сто пятьдесят рублей, добавил еще пятьдесят, и торжественно произнес:

— Это — я лично от себя, и бутылку шампанского в придачу от нашего исходящего реквизита. Машина вас ждет, маэстро, у подъезда, она доставит вас прямо к дому.

Краснодеревщик гордо прошел под восхищенными и благодарными взглядами всей группы, которая провожали его аплодисментами. Измайлов галантно подарил по две бутылки шампанского Юре и Ане.

Счастливая Аня шепнула мне:

— Я приглашаю тебя в святая святых нашего музея. К сожалению только одного тебя. Туда пускают лишь высоких иностранных гостей, остальным путь туда заказан.

— Это, что, секретный объект?

— Это будуар Зинаиды Юсуповой. Больше я тебе рассказывать ничего не буду, но знаю заранее, что ты будешь приятно удивлен. Там ждет тебя визуальный подарок.

В это время подошел Латиф со словами:

— Секретничаете за спиной режиссера. Анечка, вас с Володей, приглашаю вечером в ресторан «Астория». С нами будет Михаил Артемьевич Кузнецов и старый твой друг Юра Мальцев, я его уже пригласил. Сегодня ваш день! Ждем вечером в «Астории».

Латиф отошел, а мы с Аней растворились в анфиладе залов дворца. Открыв ключом массивную высокую дверь, шагнули в продолговатое помещение с большим окном и картинами на стенах. Первое, что я увидел, была банкетка красного дерева, обитая перламутровой с набивкой тканью, ее я узнал сразу. С детства мне была хорошо знакома картина Валентина Серова, по репродукциям, а позже, я не раз видел ее в Третьяковской галерее. На ней был изображен портрет Зинаиды Юсуповой с белой сибирской лайкой. На шее Зинаиды была черная ленточка, на груди темная кружевная вставка, а вокруг перламутровое буйство красок, оттененное небрежно брошенной на край банкетки темным собольим мехом. Я посмотрел еще раз на банкетку, и в моих глазах живо всплыла вся гениальная картина Серова.

— Мы с тобой можем присесть на этот исторический диванчик, — почти шепотом сказала Аня.

— Как, мы можем сесть на этот музейный экспонат?

— Можем, ты забыл, что с тобой главный хранитель музея.

Мы присели на диванчик, на котором почти столетие назад позировала красавица Зинаида Юсупова великому русскому живописцу Валентину Серову. Я замер. Мне показалось, что сам Серов присутствует здесь, и я вижу, как он продолжает писать портрет.

— Очнись, — потрепала меня за плечо Аня. — Что с тобой? Ты побледнел, тебе плохо?

Я сжал ее руку и прошептал:

— Я испытываю такое чувство, такое волнение, будто это происходит не со мной, спасибо тебе. Ты погрузила меня в прекрасные грезы.

Мог ли я мечтать, что вот так, просто, можно прикоснуться к истории.

— Я рада, что ты доволен, это мой тебе подарок. А теперь, Володя, давай выпьем, — она достала из сумки фужеры и бутылки с шампанским.

— Открывай и разливай!

Мы выпили за великое русское искусство.

Встреча с Юрием Мальцевым и съемки фильма всколыхнули во мне воспоминания юности.

В начале пятидесятых годов я поступил в Ленинградское Высшее художественно-промышленного училища, где мне предоставили место в общежитии на Соляном переулке. Комната, в которой помимо меня жило еще восемь человек, представляла собой роскошный зал, богато декорированный мраморно-розовыми стенами, потолок украшали декоративные росписи под эпоху возрождения, по всему периметру потолка тянулся позолоченный орнаментальный карниз. Необыкновенно высокие арочные окна с медными шпингалетами и изящными бронзовыми ручками выходили на внутренний двор училища и смотрели на боковую стену главного учебного корпуса с его высоким ажурным стеклянным куполом. В центре нашей комнаты возвышался резной дубовый столXIX в., его столешница еще сохраняла следы маркетри. Роскошное убранство зала чудовищно не вязалась с черными железными кроватями, кондовыми тумбочками возле них и деревянными послевоенными стульями с жестянками инвентарных номеров.

Моими близкими друзьями стали Евгений Широкови Станислав Чиж. В начале второго курса, после летних каникул мы переехали в другое общежитие, на набережную Фонтанка, д. 23, буквально рядом с Невским проспектом и Аничковым мостом, с его знаменитыми конными статуями Клодта. Теперь я жил в одной комнате с Чижом, а Женя Широков по соседству, с другими ребятами. Однокурсник из Перми Павел Шардаковпознакомил нас со своим земляком Юрием Мальцевым, солистом балета Мариинского театра. Юра был красив, наши студентки буквально столбенели, глядя на него. Высокий, с фигурой Аполлона, интеллигентным мужественным лицом, с очень пластичными движениями. На одной из вечеринок в общежитии еще в Соляном переулке Женя Широков блестяще с удивительным сходством написал портрет танцовщика Мальцева, что вызвало восторг в кругу его товарищей по театру, и многие из них с удовольствием стали приходить на наши посиделки. Приходили и балерины, завязалась дружба, мы весело проводили вечера. Гости позировали и затем получали в подарок рисунки и портреты, и в благодарность приглашали на свои спектакли. Так Юра Мальцев ввел нас в круг своих друзей артистов и с этого времени мы заболели театром.

При малейшей возможности мы стремились попасть в Мариинку. Пятый номер трамвая довозил нас прямо к театру. Мы проходили через служебный подъезд, и вскоре оказывались за кулисами сцены. Видеть и общаться с небожителями, спустившимися на землю, какими мне казались Аскольд Макаров, Наталья Дудинская, Алла Шелест, Катя Ястребова было счастьем. Я влюбился в театр и поверил, что на свете нет ничего прекраснее — музыка гармонично сливалась с живописью декораций, танцем, мастерством актеров, одетых в изысканные костюмы, и все это фантастически играло в лучах софитов. Театр превратился для меня в единый организм, тревожа и волнуя все мое существо. Аромат фонов и декораций, прозрачных тюлевых суперзанавесей писанных клеевыми красками, стал мне дорог. Не думал я тогда, что уже через несколько лет свяжу свою судьбу не только с живописью, но и с театром и кино, осуществлю постановку оперы «Пиковая дама», балета «Гаяне», оперетты «Марги», и даже приму участие в группе художников-постановщиков, возглавляемой Валерием Левенталем, в подготовке праздничного концерта в Кремлевского дворце съездов, постановщиком которого станет прославленный Игорь Моисеев.