Ираклий Квирикадзе - Мальчик, идущий за дикой уткой

Арсен хотел встать, но третий удар был таким оглушительно-диким, что, наверно, только Майкл Тайсон мог бы похвастаться подобной убойной силой.

Арсен упал и застыл под бывшим памятником Сталину… Секунд десять он лежал неподвижно. Рефери на ринге мог бы закрыть счет и объявить нокаут.

Потом Арсен открыл глаза, спросил: “Ты кто, девочка?!”

Героический поступок Гульсунды взбудоражил жителей Маффета. В особенности женщин…

Женщины, обычно покорно терпевшие все жизненные невзгоды, в этот раз вышли на площадь и, не дождавшись очередной цистерны воды, а узнав, что шофер цистерны Гизо Арабули нежится в постели с завезенной из Анары проституткой, выволокли шофера и избили его эмалированными ведрами.

Лаура Тодуа, киномеханик клуба, сказала: “С сегодняшнего дня не даю мужу… Ночью он пьяный, луком воняет, ложится в постель, ноги ему раздвинь… Днем кино показываю, он сидит в клубе, фильмы бесплатно смотрит. Если на экране кто целуется, он ко мне в будку врывается, «дай» кричит…”

Додо, аптекарша: “И для моего мужа жизнь – бесконечный медовый месяц. Этот остолоп не может понять, что всё имеет свой срок годности…”

Третья, Варвара, говорит: “Пойдем в столовую, заявим этим бездельникам: прошел год с лишним, как в Маффете нет воды… Вы ходите грязные и вонючие, мы хоть окунаемся в серный источник… Вы не желаете восстанавливать водопровод, мы не желаем спать со свиньями…”

Эту сумбурную речь прервала Мелиса, сестра Варвары: “Никаких деклараций! Сегодня ночью, в постели, в самый момент, когда их красные перцы будут искать, куда ткнуться, там-то и отказать…”

Всем понравилась эта идея.

Так начался женский бунт.

Ночью в доме киномеханика Лауры с постели грохнулся мужчина в синей майке.

Лаура так сильно лягнула мужа ногой, что тот, пролетев два метра, упал на пса породы доберман, который спросонья лязгнул зубами и разодрал ягодицу мужа. Тот завопил, вскочил окровавленный, голый выбежал в лунную ночь…

В другом доме вокруг стола кружились голые Варвара и ее муж Серапион.

– Ты сука, Варвара.

– Нет, Серапион, я не сука…

– Ты сука, Варвара.

– Нет, Серапион, я не сука…

– Ты сука!

– Нет!

– Да!

– Нет!

Так до рассвета кружили они, освещенные желтым лунным светом.

В доме Мелисы запертый муж стучал кулаками, пытаясь выбить дверь.

Мелиса заперла его в чулане, среди гор яблок, диких груш, банок варенья, связок чеснока и красного перца.

Днем хмурые мужчины собрались в столовой.

– Может, построить этот сучий водопровод? – задал вопрос Игнатов.

Ему возразили: “А кто табак собирать будет, виноградники вот-вот созреют. И что?! Стоит, значит, женам ноги сцепить, так нам становиться перед ними навытяжку? Бросить все важные дела и бежать строить этот сучий водопровод?!!”

Мужчины выпили вина в этот день больше, чем обычно. Гульсунда не успевала отталкивать пьяные руки, которые тянулись к ее прекрасным грудям. Она слышала воинственные возгласы: “Нашим женам кажется, что они незаменимы! Ха-ха-ха! Как бы не так! В мире столько баб, да, Гульсунда?!!”

И последующие ночи маффетские женщины не подпускали к себе мужей. Не поддавались их хитроумным уловкам.

Деревенский милиционер Муртаз Хомерики связал спящей жене руки и ноги полотенцами, на манер сексуальных садомазохистов. Правую руку и ногу – к правым ножкам кровати, левую руку и ногу – к левым. Потом разбудил ее.

Жена увидела себя распятой, увидела Муртаза, который сидел голый на стуле, курил сигарету и улыбался: “Докурю, буду делать с тобой, что хочу! У меня фантазий не меньше, чем у Жюль Верна!!!”

Жена стала биться, как необъезженная лошадь. Кровать стала кататься от стены к стене, как при землетрясении. Муртаз растерялся, взял подушку, ушел в огород.

Неделю шла безуспешная осада женских тел.

Неделю женщины были неприступны. Разве что муж аптекарши накрыл жену платком с хлороформом, усыпил и овладел спящей… У мужа стали скупать бутылки с хлороформом.

Женщины стали проигрывать ночные битвы. Вчера сдалась одна, позавчера другая, сегодня третья… Тут-то и произошла знаменательная смычка эпох. Обнаружились те самые стальные пояса верности, выкованные в Дамаске для жен и любовниц Парнаоза Чачавы. Мальчик Кафка, не догнавший ядовитую змею, но упавший в яму-пещеру, вернулся к маме Мелисе с дюжиной необычных предметов.

Мелиса, рассмотрев их и радостно крикнув что-то вроде “Эврика!”, приволокла с помощью домашнего осла в деревню ящики с поясами верности.

Все женщины Маффета, кроме старой Суламиф, муж которой лежал бездвижно второй год в постели и шептал: “Здравствуйте, Виссарион Иосифович!”, все надели стальные корсеты, проверили, “жмет – не жмет”, как делать большие и малые нужды, защелкнули хитроумные замки и отдали ключи Суламиф, назначив ее всеобщей ключницей.

В ту ночь мужчины впали в шок, обнаружив на телах жен стальные преграды, барьеры, шлагбаумы… закрывающие доступ как спереди, так и сзади…

– Что это, Лаура?

– Не своди меня с ума, Варвара! Что за баррикады?!

– Да я сейчас принесу пилу!

– Взорву динамитом!

Но всё это были “слова, слова, слова”, как писал Шекспир.

Два дня спустя, затушив огонь в кузнице, закрыв склады, где сушится табачный лист, небольшая группа активистов секса: кузнец, монтер, мясник, учитель географии – под покровом темноты вытолкали из гаража старый автобус и собрались отправиться в районный центр Анару, посетить тайный публичный дом. Кто-то узнал, что в Анаре на улице Розы Люксембург есть такой.

Мужчины менее активные напутствовали активистов: “Хорошенько порезвитесь, братцы, облегчитесь, может, сможете двух-трех девочек привезти. Устроим тайное гнездышко на лесопилке и заживем по-божески…”

Скрип автобуса и горячий мужской шепот были услышаны.

Темнота высветилась фонарями, автобус окружили женские фигуры с охотничьими ружьями, мотыгами, старыми дедовскими саблями…

Пара выстрелов в воздух, угроза отстрелить все, что у мужчин меж ног, – и мужчин, как стадо баранов, погнали каждого в свой двор…

Седьмого ноября в день Великой Октябрьской революции мужчины создали “парламентскую комиссию”, которая на нейтральной территории, в доме ключницы Суламиф, старалась убедить женских парламентариев, что “ремонт водопровода – обязанность правительства, а стальные корсеты, эти средневековые рудименты, оскорбляют мужчин своей бессмысленностью…”

Школьный учитель истории (мой двоюродный дядя Леонид Квирикадзе, Чанчур, ты о нем еще не слышал) открыл книгу и прочел: “Рыцари времен крестовых походов, уезжая завоевывать гроб Господень, оставляли жен одних на год, на два, три, заковывали их в стальные корсеты, оберегая тела своих любимых от посягательств случайных заезжих совратителей-профессионалов, которые пели сладкими голосами ночные серенады, а под конец драли жен как сидоровых коз…”