Ираклий Квирикадзе - Мальчик, идущий за дикой уткой

Вскоре вышел приказ об отмене не оправдавшего себя закона о юридических консультациях в психбольницах.

Прошло двадцать два года.

Федор Богаевский совершенно забыл историю с письмами. Иногда, проходя мимо дурдома, он вспоминал разве что молодую большегрудую женщину “что с этим делать”. Он по-прежнему работал в юридической конторе, где пальма продолжала пахнуть чем-то кислым.

Дочка Катя выросла и, как положено, увлеклась поэзией. Официально разрешенная в СССР Цветаева стала ее любимым поэтом. Фотография Цветаевой с “бараньей челкой” висела теперь в квартире Богаевского в комнате дочки Кати.

…Организованная профсоюзом юристов поездка в Германию стоила недорого.

Немецкий гид Марго, толстая девушка из русских эмигрантов четвертого поколения, была весела и остроумна.

Она пригласила Богаевского в дом: “У меня брат женится, приходите завтра вечером”. Федор удивился приглашению, но потом понял: петь зовут. Он действительно красиво пел. Марго слышала его пение в парке замка Сан-Суси.

В Берлине за столом сидели одни русские. Федор опоздал. Берлин – город чужой, в метро заблудился. В целлофановом пакете нес бутылку “Столичной”.

Когда он вошел, на него обратили внимание… Невеста в фате и жених улыбались.

– Гость из Москвы, – сказала Марго.

– Тигр! Тигр! Тигр! – заглушая все голоса, закричал кто-то.

Федор увидел человека, не узнал его. Но всё вспомнилось. Было неожиданно встретить в Берлине сумасшедшего из Золотых Дубов!

Человек побежал от стола к окну.

– Ты и здесь меня достал! Нет! Я не дам себя сожрать…

Человек не договорил, выпрыгнул в окно.

Гости вскочили. Раздались крики.

Все опешили, никто не мог понять, что произошло.

Выбежали на улицу. Этаж третий.

На газоне лежал человек.

Федор, растерянный, подавленный, смотрел на него и не знал, что ему делать.

Берлинская скорая помощь увезла человека. Все поднялись наверх. Свадьба расстроилась.

“Что случилось? Почему он выпрыгнул? О каком тигре кричал?” – спрашивали все друг друга.

Федор не решался рассказать свою историю. Он спросил: “Кто этот человек?” – “Тихий, спокойный человек из России. Дочь вышла замуж за немца, океанолога. Года три назад Гриша, Григорий Лукич, приехал к дочери в Берлин и остался здесь жить…”

Богаевский пытался было рассказать гиду Марго историю о письмах, но та не дослушала, умчалась по делам группы. Договорить Федор не решился. Спросил только, как тот человек. Марго сказала, что он жив, но без сознания. Через два дня Федор Андреевич покинул Германию.

Марго в аэропорту подарила ему книгу “Цветаева в фотографиях”. Значит, что-то запомнила из его путаного разговора.

“Какая красивая”, – поражался Федор Андреевич, разглядывая Цветаеву на пляже в Коктебеле. “Какая необычная”, – шептал он, разглядывая Цветаеву на остальных фотографиях сборника.

В Золотых Дубах после поцелуев, раздачи сувениров, когда Богаевский раздевался в спальне, его окликнула дочь, которая листала в столовой привезенную из Берлина книгу.

– Папа, ты какого года рождения?

Федор ответил и стал снимать с рубашки запонки. Почему-то он внутренне напрягся.

Голос дочери из соседней комнаты:

– Папа, по японскому календарю ты – Тигр!

Федор тихо вскрикнул, ему захотелось разорвать рубашку и увидеть в зеркале шкафа тигриные полосы на своем теле.

Но это было мгновение.

Он сел на кровать и стал капать в ложку сердечные капли.

В окне светила луна.

По реке плыл прогулочный пароход в цветных огнях, на палубе танцевали…

Дочь разглядывала книгу о Цветаевой, молча улыбалась. Федор через открытую дверь спальни разглядывал взрослую дочь, которая стригла челку и слушала сумасшедшую музыку прогулочного парохода…

Когда тебе девятнадцать лет и ты корреспондент газеты “Пожарник Грузии”, а твой главный редактор Рем Джорбенадзе посылает тебя в командировки по большим и малым городам Грузинской ССР, где начальники пожарных команд принимают тебя за столичную шишку, устраивают тебе пышные застолья, не менее пышные, чем в “Сатириконе” Петрония, ты счастлив, чувствуя себя талантливым молодым репортером и немножко Хлестаковым.

Вся моя репортерская карьера рухнула в одночасье, когда, проработав два года в “Пожарнике Грузии”, я написал статью “Так поступают советские пионеры”. В ней я рассказал о пожарнике (фамилию не могу вспомнить), который при тушении пожара в городе Хашури, балансируя на горящей балке, споткнулся, и, пролетев три этажа, упал на тлеющие автомобильные покрышки и потерял сознание. Покрышки почему-то при этом ярко вспыхнули, балка обломилась, пожарник, придавленный ею, лежал, не подавая признаков жизни. Никто не заметил этого падения, так как все пожарное депо во главе с начальником Авксентием Лукаевичем Хорава носилось со шлангами по всем трем этажам, не зная, что их товарищ горит на первом этаже, медленно покачиваясь на покрышках.

Пионер Чаплыгин, похоже, единственный, кто увидел падение неизвестного пожарника. (Кстати, почему я не называю его имя и фамилию? В моей записной книжке тех времен оно зачеркнуто, не разобрать.) Пионер Чаплыгин, увидев, что жизнь пожарника в опасности, смело бросился в огонь, схватил его за брезентовый воротник и поволок, шаг за шагом, к выходу. Пионер с красным галстуком на груди волочил бесценный груз (так я пишу в той статье – “бесценный груз”), обливаясь потом, заглатывая углекислый газ. Он выволок пожарника на воздух. Дальше я пишу, что пионер Чаплыгин сделал искусственное дыхание, даже вдувал воздух по системе “рот в рот” (его учили этому на уроках военного дела), и, когда безымянный пожарник открыл глаза и вдохнул полной грудью, пионер встал, стер с лица сажу и скрылся в толпе. “Так поступают советские пионеры”. Редактору Рему Джорбенадзе понравилась моя статья, он напечатал ее. Проиллюстрировав рисунком горящего дома. Щуплый пионер тащит по траве крупнотелого пожарника, который почему-то в руках держит не отпускает пожарный шланг. Я был счастлив! Всех спрашивал: “Это же не репортаж – это литература?” Все отвечали: “Литература! Хорошая!”

В редакцию пришло гневное письмо из Главного управления пожарной охраны Грузинской Советской Социалистической Республики. “Как вы описываете наших доблестных пожарников? Они спасают людей, домашний скот: собак, кошек, баранов, коров, верблюдов. Вытаскивают их из огня и дыма, совершают подвиги! А вы что себе позволяете?”

Весь коллектив редакции впал в уныние. Коллектив – это Рем Джорбенадзе, я, Ираклий Квирикадзе, и Эльза Подколокольникова, секретарь, за сердце которой шла тайная битва между главным редактором и единственным штатным корреспондентом. Нас всех вызвали в пожарное управление. Человек в погонах полковника кричал: “Мы прощали вам всякие глупые статейки вроде «Токио вновь порадовал нас грандиозным пожаром»!..” Рем Джорбенадзе прервал полковника: “Вы же сами говорили, товарищ Чичуа, что пожары в капиталистических странах должны радовать нас, а пожары в странах социализма – печалить. В Токио – радовать, в Чикаго – радовать, в Париже – радовать, а в Софии, Бухаресте, Белграде – печалить”.