Ираклий Квирикадзе - Мальчик, идущий за дикой уткой

Хозяйка дома пригласила на танец Жоэля Годара. Старый француз почувствовал то, что не чувствовал последние лет шесть, в клетчатых штанах кому-то стало тесно. Неожиданно Годар запел. Песню подхватили краснощекие жители французских виноградных долин.

А на окраине деревни Лио желтая луна высвечивает две одинокие фигуры – некрасивого лейтенанта и его некрасивую дочь. Девочка взяла отца за руку. Они идут и слушают шелест первых в этом году снежинок, далекие голоса поющих. В реке плеснул хвостом сонный сазан.

– Папа, а когда нам можно домой?

– Не знаю…

– Мне скучно, а там весело…

На кухне Лизико готовит к выносу жареного поросенка.

Чьи-то руки зажали большие груди Лизико, чьи-то ноги толкнули ее ноги к стене, чьи-то губы зашептали:

– Дверь на задвижке, никто не войдет…

– Домино, это ты?

– Да, Лизико.

– Отпусти, поросенок стынет!

– Двадцать лет хочу съесть тебя! с восьмого класса.

Лизико резким ударом коленкой в пах оттолкнула Домино. Вынесла к гостям жареного поросенка, обложенного айвой.

В третьем часу ночи французы, целуясь с Лизико, Домино, Метревели, детьми, садились в автобус… Домино под шумок увел с пьяного Годара цветастые подтяжки.

Наконец уехали гости. Домино, одной рукой обнимая Лизико, другой машет вслед автобусу. На окрик: “Эй, говнюк, убери руку!” реагирует ленивой улыбкой: “А, это ты, лейтенант! Получай свою недотрогу”, – и, перекинув через плечо подтяжки, покидает двор…

Утром Лизико и дети разглядывают французские подарки. Некрасивой Соне было завидно, что у нее нет своих подарков. С ней нехотя поделились жвачкой…

Через три дня из Тбилиси председателю колхоза имени Надежды Крупской позвонил инструктор ЦК Козырев:

– Французы в восторге! Говорят только о вечере в доме Петра Чичуа, ну Домино! В Тбилиси их принимал сам Мжаванадзе! Они ему о Домино! Завтра приезжает делегация сталелитейщиков из ГДР! С ними племянник товарища Хонеккера. Личная просьба Первого: обязательно устроить для них ужин у Домино!

Метревели вызвал в правление колхоза некрасивого лейтенанта. От него потребовали, чтобы он вновь уступил на вечер и, может, на всю ночь свою жену, свой дом. Некрасивый лейтенант согласился.

Приехали сталелитейщики из ГДР с племянником Хонеккера. Племянник знал грузинские песни, которые были любимыми песнями товарища Сталина: “Лети, черная ласточка”, “Сулико” – пел их и требовал, чтобы пели все сталелитейщики.

Через две недели в разгар застолья принц то ли Замбии, то ли Бурнао снял с пальца сапфировое кольцо и надел его на палец Лизико. На другой день черный человек, назвавший себя пресс-атташе принца, встревоженный, приехал в Лио и потребовал кольцо назад, объясняя, что принц от красоты Лизико потерял голову, а кольцо принца – государственная печать страны.

Шестидесятые годы, оттепель, Советский Союз перестал выглядеть мрачным истуканом, улыбается миру. Иностранные делегации, похоже, становились в длинную очередь, чтобы посетить дом моего дяди Теймураза Миндадзе. Для иностранных гостей дом звался домом Петра Чичуа. Раньше Лио была в стороне от маршрутов важных правительственных гостей, сейчас Метревели не мог нарадоваться: дела колхоза круто шли вверх.

Домино оставил свои поездные аферы. Партнеры были на него в обиде, но, когда узнали, чем он ныне занимается, благословили: “Святое дело делаешь! Престиж Грузии поднимаешь! С тобой Бог!” В будние дни Домино отсыпался в доме тетки. Та души не чаяла в племяннике. Домино пил особые отвары трав, лесных ягод, клубней, готовясь к субботне-воскресным международным кутежам.

Лизико не скрывала радости от участия в спектакле “Образцовый советский колхозный дом”. Ей нравилось внимание выдающихся мужчин всех пяти континентов. Нравилось получать самые разные и неожиданные подарки, вплоть до презервативов с головками диких зверей. Теймураз Миндадзе, правда, отверг попытку примерить резинового дикобраза, а когда жена попыталась воспользоваться упавшим в глубокий сон мужем, то получила от проснувшегося сильную затрещину.

Теймураз и его дочь Соня коротают праздничные вечера и ночи в разрушенной церкви. Разводят костер, греются и слушают треск горящих поленьев. В не очень морозные ночи сидят на ветке дуба и поочередно смотрят в бинокль, который приближает окна их дома.

В лесу ухает филин, далеко в горах воют голодные волки.

…Теймураз приник к окулярам бинокля. Увидел, как Лизико пошла на кухню, сняла с плиты дымящуюся кастрюлю. Крадучись, на кухню вошел Домино и просунул руку в разрез платья Лизико…

У бывшего взрывника потемнело в глазах.

Лизико не отвела руку наглеца… слила на свою ладонь соус ткемали. Поднесла ладонь к губам Домино. Тот слизнул соус…

– Убью! – закричал диким голосом Теймураз. Он спрыгнул с дерева, побежал к дому, на ходу выдернув из забора тяжелое бревно. Через мгновение иностранные гости увидели смерч! Назвать его человеком с дубиной было бы неверно. Смерч пронесся мимо удивленных то ли бразильцев, то ли венгров и ворвался на кухню. Там налетел на карточного шулера, на мелкого вора, на обольстителя чужих жен!!! Дубина свалила Домино с ног и бросила на кухонный пол. Некрасивый лейтенант схватил Домино за волосы и выволок в зал. Пораженные иностранцы, Павел Павлович Козырев, Арчил Метревели смотрят, как по паркету тащат “хозяина дома”, как он, на мгновение застряв в дверях, тут же вышвырнут во двор, в снег. Гнев обычно кроткого Теймураза удивляет и пугает председателя Метревели.

Когда мой дядя вновь вошел в дом, он сказал:

– А вы все убирайтесь к е…ой матери!

В руке Теймураз Миндадзе держал гранату-лимонку. “Кольцо выдернуто”, – прошептал Козырев. “Террорист?” – спросили испуганно иностранцы. “Партизан!” – нервно ответил Метревели.

– Все вон!

Повторять Теймуразу не пришлось. Первыми бежали то ли бразильцы, то ли венгры.

Теймураз спустил с ветки Соню, вернулся с ней в дом, сел с некрасивой дочерью за стол, налил в стакан красного вина, спросил девочку: “Тебе хорошо, Соня?” Соня огляделась по сторонам: “А где мама?” Теймураз позвал: “Лиза! Дети! – Все собрались в большой комнате. – Садитесь”. С опаской смотрят на гранату, которую некрасивый лейтенант положил на стол, хоть кольцо было выдернуто. Теймураз рассмеялся: “Пустая, в винограднике нашел”.

Потух свет, они зажгли свечи. В пламени свечей красивыми были все: и Лизико, и Теймураз, и Петр, и Давид, и Ольга, и Соня.

Ночью Теймураз неистово любил свою жену Лизико. Он позволил перепробовать ей всех резиновых зверей: и тигра, и дикобраза, и гориллу. Дикая свинья с огромными клыками понравилась Лизико больше других.

Утром Теймураза Миндадзе забрали. В камере предварительного заключения он снял туфли, увидел в правой туфле презерватив с головой дикой свиньи и расхохотался.