Владимир Колганов - Превратности культуры

Всё именно так, а в результате имеем ситуацию, которая описана в романе «Советник президента». Представьте, что президент России, пусть это будет некто Платов, с помощью машины времени переместился в 30-е годы прошлого столетия, чтобы встретиться с Булгаковым. И вот за чашкой чая они ведут неспешный разговор.

Булгаков всё собирался задать один вопрос, но вот, наконец, решился:

– Я хотел спросить, но никак не удавалось… Есть ли в вашей России писатели уровня Гоголя, Достоевского, Чехова, Толстого?

Платов задумался.

– Вы знаете, много их было и в Ленинграде, и в Москве, даже в Сибири талантливые литераторы появлялись. Но почему-то всё ограничилось примерно двадцатью годами, ещё в то время, когда существовал СССР. Ну а теперь… – Платов тяжело вздохнул. – Честно говоря, не знаю, что сказать. В наше время особенно популярно незатейливое чтиво. К примеру, дамские романы, детективы и фантастика. Вот и моя жена когда-то увлекалась, пока не разошлись.

– Ну а сами что-нибудь читаете?

– Ох, знали бы вы, сколько мне приходится читать! – рассмеялся Платов. – Докладные записки, сводки, сообщения, обзоры… Но если говорить о художественной литературе, то перечитываю классику.

– А современные писатели… Неужели таланты среди них перевелись?

– Тут дело вкуса…

– Однако вкус можно воспитать, причём и хороший, и дурной.

– И кто же способен воспитать у нашей молодёжи хороший вкус?

– Издатели, литературные критики…

– Это вряд ли, – усмехнулся Платов. – Видите ли, Михаил, у нас в стране рыночная экономика. Поэтому печатают то, что находит спрос. Ну а критики… Критики не критикуют, а только хвалят. Это и понятно, поскольку они живут на то, что платят им издатели.

– Не могу поверить, что до этого дошло.

– Увы, так и есть, причём не только здесь, в России, но и за её пределами.

– И вы спокойно об этом говорите?

– Я-то в чём виноват? Предлагаете мне самому писать романы и рецензии?

– Боже упаси!

Тут самое время привести фрагмент из книги Ницше «Человеческое, слишком человеческое»:

«Всё современное сословие литераторов стоит весьма близко к фельетонистам; это – "шуты современной культуры", которых можно оценивать более снисходительно, если считать их не вполне вменяемыми. Видеть в писательстве призвание жизни – в этом следовало бы усматривать особого рода помешательство».

От литературы плавно перейдём к музыке и живописи. У этих видов искусства есть нечто общее – игра звуков или цвета, а вот глубоких мыслей не найдёшь, и это делает их более популярными среди нынешней публики, с той оговоркой, что картину с собой в дорогу не возьмёшь, а вот с музыкой гораздо проще. Нередко и на улице, и в вагоне метро можно встретить людей, которые наслаждаются звуками, используя для этой цели наушники и смартфон. Впрочем, с появлением интернет-планшетов любой желающий может обозреть коллекцию Лувра или Третьяковской галереи за время поездки от «Котельников» до «Планерной».

Нет сомнения в том, что музыка и живопись будут жить в веках – в конце концов, уши и глаза для того нам и даны, чтобы использовать их по назначению, получая при этом приятные ощущения, если появится возможность. Однако представление о «приятности» может со временем меняться – нередко музыка воспринимается как сумбур, а живопись как безликая мазня. Здесь многое зависит не только от способности человека оценивать достоинства произведения искусства, но и от творцов – будут ли они угождать вкусам публики или увлечённые новаторством выйдут за пределы, которыми ограничено представление большинства людей о подлинном искусстве.

Увы, талантливых новаторов в искусстве гораздо меньше, чем тех, что без зазрения совести используют чужие достижения, копируя и слегка переделывая фрагменты картин и музыкальных произведений. Полю Гогену приписывают такую фразу:

«В искусстве есть только бунтари или плагиаторы!»

Если следовать этому определению и считать продукты мародёрства не имеющими отношения к искусству, тогда в Европе художников останется не более полутора десятков. Андрея Рублёва следует обвинить в подражании византийским мастерам, и даже Тициану, Рафаэлю, Рембрандту и Гойе не найдётся места в этом списке, поскольку они работали в традиционной для того времени манере письма – при большом желании их можно было бы обвинить в подражании друг другу и своим учителям. Нельзя назвать новаторами и русских передвижников – тогда останутся лишь Босх, Сезан, Моне, Матисс, Дега, Тулуз-Лотрек, Сёра, Ван Гог, Модильяни, сам Гоген, ну и конечно Дали и Пикассо. Впрочем, есть ещё «авангард», но это особый вид искусства, который не имеет отношения к живописи. Наиболее точное название – орнаментализм. Вот тут почётное звание новатора можно было бы присвоить едва ли не каждому, кто взял в руки кисть или мастихин в намерении доказать своё право на признание.

Наиболее успешным среди орнаменталистов стал Пабло Пикассо, однако совсем не тот, что знаменит своими работами «голубого» и «розового» периода. «Девочка на шаре» или «Любительница абсента» поначалу не привлекли должного внимания широкой публики – нужно было чем-то удивить, заставить задуматься о том, что же художник хотел сказать своей картиной, а ещё лучше – эпатировать зрителей, спровоцировать скандал. Пикассо добился своего, создав декорации балета «Парад» для труппы «Русский балет Дягилева» – за это газеты назвали художника «геометрическим мазилой и пачкуном». Росту популярности Пикассо способствовало и создание картины «Герника», посвящённой трагедии небольшого испанского городка, разрушенного немецкой и итальянской авиацией. Картина была написана за короткий срок, в мае 1937 года, по заказу республиканского правительства – её предполагали выставить в испанском павильоне на Всемирной выставке в Париже. Публика и критики встретили новое произведение Пикассо в штыки, но главное для успешного художника – всегда оставаться в центре всеобщего внимания.

Проблема заимствования в искусстве не нова, однако до сих пор не нашла своего решения. К примеру, в музыке ограниченное количество нот, гораздо больше мелодичных аккордов, но как их ни варьируй, нередко возникает ощущение, будто только что придуманную музыкальную фразу где-то уже слышал. Одно дело, если сочиняешь песню, чтобы спеть её друзьям, ну а когда она предназначена для широкой публики, тут каждый поступает, исходя из своего понимания морали.

Итак, музыка и живопись – это игра звуков или цвета, а результат воздействия на слушателя или зрителя зависит от таланта творца такой игры. Но если приоритет литературы в иерархии видов искусства не вызывает лично у меня сомнений, хотелось бы разобраться, как распределятся последующие места. Вот мнение Иммануила Канта, изложенное в книге «Критика способности суждения»: