Станислав Венгловский - Рассказы об античном театре

Драма «Прикованный Прометей», поставленная вскоре после возвращения назад в Афины, считается самой замечательной среди трагедий Эсхила. Она является составной частью тетралогии, посвященной этому герою. Правда, теперь затруднительно утверждать, какое конкретно по счету место занимала пьеса во всей тетралогии: остальные части ее до нас не дошли. Назывались же они так: «Прометей-огненосец» и «Прометей освобождаемый».

Надо сразу заметить: Эсхил значительно переиначил содержание мифов, и зрители сразу почувствовали, что перед ними вовсе не какой-то хитрец, способный только обманывать Зевса.

В сохранившейся части зрители увидели красавца титана, по велению Зевса приведенного уже на казнь. Казнь совершается на краю света, в пустынной Скифии, где возвышается одинокая мрачная скала. Пособники Громовержца, Сила и Власть, доставившие героя, передают его, безмолвного и безразличного ко всему, со связанными за спиной руками, – хромому богу Гефесту, который и пригвождает узника к отвесному утесу.

Сила и Власть, позвякивая цепями, выражают удовлетворение добротной работой, хлопают Гефеста по могучим плечам, и вся тройка мучителей, насвистывая популярный мотив, удаляется без малейшей спешки.

Оставшись наедине, придя в себя, Прометей дает волю клокочущим у него в душе чувствам. Под лязг оков звучат его негодующие речи.

Зрители узнают, что Прометей – сын богини Фемиды-Земли. В свое время он отсоветовал Зевсу воцаряться на Олимпе. Однако стоило Прометею вступиться за людей, которых Зевс вознамерился погубить, стоило выкрасть огонь, передать его людям, – и Громовержец решил строго наказать ослушника…

Во время этих признаний на орхестру опускается крылатый красный дракон, а по земле одновременно набегают откуда-то легконогие морские нимфы. Они образуют хор.

Утихает трепет могучих крыльев – и перед Прометеем вырастает фигура седовласого бога Океана. Полный сочувствия к безвинному герою, древнейший возрастом гость не советует все же противиться Зевсу, а смиренно подчиниться судьбе. Прометей же, громыхая цепями, не соглашается.

– Мне не в чем каяться и не в чем виниться! – заявляет узник.

Огорченный, кряхтя, старец снова взбирается на пышущего огнем дракона. А тот, размахивая крыльями, при помощи известного нам журавля, со скрипом взмывает в небо.

Морские нимфы, дочери Океана, сбиваются в трепещущий хор. Они выражают сочувствие страждущему герою. Он же рассказывает им, заодно и внимающим зрителям, о своих благодеяниях, оказанных человеческому роду.

От него, Прометея, земляне научились не только обращаться с огнем, но и строить жилища. Оставив сырые и мрачные пещеры, люди обучились грамоте, счету, судостроению и разным прочим ремеслам; научились бороться с болезнями, выплавлять металлы и тому подобное. Он надоумил их объединяться в государства.

Одному не смог научить Прометей землян: одолевать неумолимую смерть. Это – свыше даже возможностей Зевса, который также вынужден подчиняться судьбе.

Смысл Прометеева монолога подкрепляется тут же. На орхестру с ревом врывается белая телка. Не в силах остановиться, она хлещет себя по бокам хвостом. Белая шерстка прелестной пришелицы покрывается кровавыми пятнами.

Это Ио, дочь аргосского царя Инаха, возлюбленная Зевса, ради конспирации превращенная им в животное. Ревнивая Гера, супруга верховного бога, тотчас наслала на девушку сумасшедшего овода, который терзает несчастную своими укусами.

Прометей расшифровывает красавице тайны ее счастливого прошлого и предсказывает, чтó ждет ее в будущем. Успокоение настанет только в заморской Ливии, где она будет супругою местного царя. Так предначертано судьбою, которую, сказано, не в силах переиначить даже сам Зевс. От всех мучений, которые уже назначены и которым суждено с ней случиться, – освободит Прометея потомок Ио.

Конечно, все зрители понимали, о ком идет речь: о герое Геракле. Он и является потомком Ио.

Выслушав предсказания, совершив по орхестре последний виток, Ио пускается в новый безудержный бег. Прометей же, продолжая прерванный разговор, сообщает нимфам Океанидам, что ему ведома величайшая тайна, которая угрожает Зевсу. Опасности, впрочем, можно избежать. Ему, Прометею, понятно, каким именно образом.

Конечно, каждое слово, произнесенное на земле, тут же становится известным на заоблачном Олимпе. На орхестре мгновенно появляется бог Гермес, посланец Зевса. Он приказывает Прометею раскрыть известную ему тайну, иначе героя поджидают еще более строгие наказания. Но Прометей по-прежнему непреклонен. Его не страшат никакие мучения.

Раздаются удары грома. Сверкает молния. Огромная скала на глазах у зрителей вздрагивает и вместе с прикованным узником проваливается в преисподнюю, чтобы оказаться в глубоком и мрачном Тартаре.

Герой не подчинился несправедливым требованиям тирана, в роли которого в данной ситуации выступает верховный бог, Громовержец Зевс…

По сохранившимся крохам прочих трагедий, составляющих тетралогию, ученые предположительно реконструировали содержание двух остальных частей (четвертой, как известно, являлась сатирова драма).

Вот что там было.

Через тридцать тысяч лет Прометей подвергся новым наказаниям. Он был прикован к скале на Кавказе, и его печень, с регулярными перерывами, терзал присылаемый Зевсом орел. Печень страдальца после каждой экзекуции становилась прежней, готовой для новых мучений.

Хор в трагедии составляли титаны, братья Прометея. Доверительные их рассказы, в том числе самого Прометея, наполненные перечислением страданий, прерывались приходом Геракла, потомка Ио, совершавшего странствия. В конце концов Геракл убивает Зевсова орла, а Прометей открывает тайну, угрожающую Зевсу.

Тайна заключалась в том, что Зевсу следовало отказаться от намерения жениться на морской богине Фетиде, поскольку рожденный ею сын лишил бы отца верховного престола [28] И все ж остается загадкой, каким намеревался изобразить Прометея Эсхил. Нам ведома, повторимся, только часть его драмы – «Прометей прикованный». .

Конечно, античные драматурги изначально имели в виду отлично подготовленную публику, публику единомышленников. Античные драмы, будучи поставленными где угодно и когда угодно, в наше время требуют разносторонних комментариев, несмотря на гениальность их авторов. Ничего подобного не отмечалось в древней Греции.

Дошедшая до наших дней трагедия «Просительницы» была первой частью трилогии, по всей вероятности, сочиненной в самом начале творческого пути Эсхила. Античным зрителям достаточно было узнать заголовок трилогии, чтобы тотчас войти в обстановку, которая представала перед ними на орхестре, уяснить заранее, чтó им назначено видеть и слышать. Короче говоря, античным зрителям достаточно было уловить лишь слово «данаиды».