Леонид Кравченко - Как я был телевизионным камикадзе

Кривомазов же назвал свой материал «Останкинский передел» и был, на мой взгляд, более точен. Хотя каждый из корреспондентов сказал правду.

Не хочу и не буду говорить здесь о той картине, которая предстала взору, когда я стал вникать в работу телевидения. Михаил Сергеевич Горбачев был прав в своих оценках, когда приглашал меня на работу в Гостелерадио. Из своего кремлевского далека он видел главное: на телевидении утрачено управление творческим процессом. Получив свободу и самостоятельность, в редакциях перестали думать о том, ради чего они были созданы. Все с алчностью юконских золотодобытчиков кинулись обогащаться. Практически не стало ни одной передачи, в которой бы не было явной или скрытой рекламы. Эфирное время продавалось за бесценок. Эфир заполонили дешевка и пошлость. Забегая вперед, скажу: к сожалению, мне так и не удалось до конца навести в этом деле порядок.

В совершеннейшем упадке находились общественно-политические программы, прежде всего социально-экономического содержания. Ведь сегодня, когда рынок, рыночная система и рыночные взгляды входят в каждый дом, в каждую семью, нужны специальные передачи, посвященные рыночной экономике, самым больным проблемам, связанным с экономикой страны. Здесь надо было бы занять чрезвычайно жесткую позицию с возможной критикой и правительственных структур, и тех же президентских указов, которые в той или иной степени не учитывают новых реалий дня.

Предполагалось, что телевидение и радио вместе с профсоюзами, вместе со всеми институтами социальной защиты различных слоев и групп, а в первую очередь тех, кто больше всего уязвим, – пенсионеров, инвалидов, детей, студенчества, молодежи, – должны найти свои особые формы работы. Телевидению необходимо выработать активную позицию, она должна быть закреплена и проведена через цикл новых социально-экономических программ, работающих исключительно на достижение поставленных целей, решение социальных задач.

Я предполагал, что такое вот сочетание информационного вещания и нового подхода к социально-экономическому вещанию – это и есть то, что нам нужно. Это будет составлять 25–30 процентов всего объема вещания. А все остальное – художественное вещание, увеличение музыкальных, литературных программ, развлекательных. В то же время надо усилить борьбу с пошлостью, эротикой, порнографией, которые совершенно открыто стали проникать через музыкальные видеоклипы, фильмы-поделки, коммерческое телевидение, видеокассеты.

Помню, как на заседании Верховного Совета СССР, когда встал вопрос об элементарном соблюдении норм нравственности в средствах массовой информации, в искусстве, на телевидении, с резкой репликой выступил президент Горбачев. Он обратился прямо ко мне в зале: «Мы зачем вас послали на телевидение? Наводите порядок!»

Но борьба с пошлостью на телеэкране входила в концепцию тоже. Мне виделось создание такого нового образа художественного вещания, которое бы несло в себе добрые начала – воспитателя, просветителя и умного собеседника. Это главное. Государственное телевидение должно быть свободно от коммерции в эфире, но обязано находить средства для того, чтобы привлекать лучших мастеров культуры и создавать и для кино, и для театра музыкальные произведения и изобразительные передачи, достойные нашего народа. Просвещать, заражать гуманистическими идеями, давать образцы нравственности, воспитывать уважительное отношение людей друг к другу, терпимость, гражданское согласие. Все это может и должно делать телевидение.

Но неожиданно для меня стали подвергаться осмеянию в различных изданиях как раз эти, казалось бы, годами выверенные постулаты.

Вспоминаю состоявшийся в конце декабря 1990 года съезд народных депутатов СССР. Ультимативные требования, категоричные суждения депутатов, их резкие высказывания и оценки в общем и целом отражали состояние напряженности и нервозности в обществе, с которыми оно вступало в 1991 год.

Распространенное среди участников Обращение к съезду народных депутатов СССР, ко всем народным депутатам страны, подписанное группой общественных деятелей и народных депутатов СССР, республик, тоже было сколь тревожным, столь же и категоричным в выводах. Но в целом его авторы, обеспокоенные положением в обществе, мне кажется, представили правдивую картину. В Обращении между прочим было сказано:

«Борьба крайних политических сил разъедает работу Советов, всю политическую жизнь страны. Правые консерваторы пытаются парализовать реформаторскую деятельность Советов. В ответ на это левые экстремисты требуют роспуска новых представительных учреждений. Решающую роль играет откровенный национализм, который паразитирует на естественном стремлении всех национальностей страны к свободе и самоопределению. Старая и новая бюрократия ведут работу друг против друга, непрерывно перестраивают структуру власти, дестабилизируют управление… Судьба каждого человека, каждой семьи, каждой социальной и национальной группы, сообщества народов в опасности!

Особо негативное влияние имеет наметившееся противостояние Верховного Совета СССР и Верховного Совета России. Вопрос об отношениях между двумя руководителями – М.С. Горбачевым и Б.Н. Ельциным – стал пробным камнем способности новой власти к разумной, конструктивной деятельности, к принятию подлинно демократических решений».

Проведение поименного голосования по такому серьезному вопросу, как отставка президента, показало, что большинство депутатов намерены работать вдумчиво, конструктивно, не поддаваясь эмоциям. Началось постепенное, день за днем, последовательное разрубание узлов, накопившихся за последние месяцы.

За десять дней депутатами была проделана огромная работа.

В целом работу Четвертого съезда народных депутатов СССР можно было бы оценивать как конкретную и результативную. Большинство представителей республик высказались за союзный договор, формирующийся «снизу», одобрили его концепцию. Были приняты Закон об изменениях и дополнениях к Конституции СССР, постановление по выходу из кризиса с четким обозначением конкретных первоочередных дел, ряд других важных документов. Но взрыв, и не один, все же прозвучал на съезде. Российский парламент, работавший в эти дни, проголосовал за то, чтобы внести в союзный бюджет на 1991 год лишь 23,4 миллиарда рублей, что составляло менее 10 процентов той общей суммы, которую Российская Федерация обычно направляла на развитие общесоюзной экономики. Это решение фактически взорвало союзный бюджет и положило начало распаду СССР.

За несколько дней до окончания работы съезда с неожиданным заявлением очень взволнованно выступил министр иностранных дел СССР Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Он, в частности, сказал: «Меня, товарищи, потрясли, прямо скажу, потрясли события первого дня, начало работы нашего съезда. Нажатием кнопки решалась судьба не только президента, но и перестройки, и демократизации… Наступает диктатура, заявляю со всей ответственностью… Я хочу сделать следующее заявление. Я ухожу в отставку…»