Эмир Кустурица - Эмир Кустурица. Где мое место в этой истории? Автобиография

– Хорошенько запри дверь, проверь плиту… и поменьше шумите!

Отец откупорил бутылку рислинга, и я понял, что ночь будет долгой.

– Все это однажды рухнет, – произнес он. – Во всем мире врачи и адвокаты живут на собственных виллах, у нас же все наоборот. Адвокаты и врачи плесневеют в многоэтажках, а неучи строят себе виллы. Не крестьяне, не рабочие. Так долго продолжаться не может!

– Да здравствует Бельведер! – сказал Сиба моему отцу.

Они пили, говорил в основном мой отец. Дядя Сиба отмалчивался и пытался перевести тему с политики на кино, но безуспешно. Отец говорил без остановки, даже когда отправился в туалет. Он кричал оттуда, и его голос из-за акустики звучал более торжественно:

– Какая демократия? Что за чушь? Здесь нет никакой демократии и быть не может!

– Ну конечно же есть, Мурат!

– В нищей стране не может быть демократии, дорогой мой Бельведер!

Я смотрел на дядю Сибу, который вскочил со стула, показал на люстру, приложил палец к губам, всей своей мимикой пытаясь помешать моему отцу вынести приговор товарищу Тито. Отец вернулся в комнату, застегивая ширинку, в то время как Сиба своей пантомимой старался донести до него, что их могут слышать.

– Одни проходимцы и преступники, а Тито – самый главный из них! – подвел итог отец.

Папа никогда не запрещал мне носить длинные волосы. Мать, напротив, говорила, что волосы следует стричь в целях гигиены. Я слушал «Битлз» и «Роллинг Стоунз» по люксембургскому радио и, тряся головой, представлял, что у меня волосы до плеч. Позже отец купил нам в кредит проигрыватель и водные лыжи. Лыжи долгое время лежали без дела, зато проигрыватель жил недолго. Поскольку игла была не алмазной, она быстро сломалась. Я слушал в основном «Стоунз». Их жесткое звучание нравилось мне больше, чем песня «Мишель», «которая была как Тито».

В один прекрасный день мне надоело встречать Снежану Видович у ворот школы, кричать ей «Эй!» и слушать ее «А!». Я не раз слышал разговоры взрослых ребят о том, как в сливовом саду возле старого мусульманского кладбища мужчины и женщины занимаются сексом. Я твердо решил стать взрослым.

Мать собиралась к своим родителям:

– Скоро приду, на улицу играть не ходи.

Как только Сенка исчезла внизу лестницы, затем скрылась за акацией, я помчался к дому Снежаны, чтобы предложить ей пойти ко мне и вместе сделать упражнения по алгебре.

– Где твои родители? – спросила она, войдя в квартиру с тетрадкой в руке.

Когда она увидела, что я дома один, то тут же собралась уходить. Я поставил диск «Стоунз», и Снежана не смогла устоять перед голосом Мика Джаггера, которого я называл Маниту [18] Название божества у североамериканских индейцев. – Примеч. пер. Большая Пасть. Я принялся танцевать твист и задохнулся, выкуривая свою первую сигарету. Клубы крепкого табака обжигали мне горло. Это была «Герцеговина» без фильтра, которую я стащил из пачки у своей матери. Снежана встала передо мной, глядя на меня глазами ярмарочного гипнотизера. Я замер на месте, а она вдруг начала танцевать с невероятной скоростью. Мои глаза стали размером с бильярдные шары. Я положил в рот жевательную резинку и продолжил свой танец, наклоняясь к ней, как это делали мои кузины Аида и Сабина. Она засмеялась, включилась в игру и приблизилась ко мне. В момент обмена жевательной резинкой я сказал:

– Хочешь заняться сексом?

Она резко остановилась и выключила проигрыватель. Я почувствовал, что происходит что-то непредвиденное.

– Я слышал, как взрослые говорят, что это совсем несложно и очень приятно, – попробовал объяснить я. – Надо просто обняться и доставить друг другу удовольствие.

Снежана влепила мне звучную пощечину, взяла свою тетрадь и ушла, хлопнув дверью.

Время шло, а я до сих пор так и не видел Тито. Только на портрете. И во сне. Как вдруг по нашему классу пронеслась новость: «Завтра Тито приезжает в Сараево».

Это был хмурый и холодный ноябрьский день. Нас, учеников начальной школы «Хасан Кикич», повели встречать Тито. Мы остановились в Марьином дворе, возле христианской церкви, построенной в неороманском стиле. В нашей стране не было социальных классов, люди не делились на богатых и бедных. У нас существовала довольно оригинальная иерархия – против которой имел обыкновение выступать мой отец, – имеющая силу закона. Если для встречи товарища Тито школе предписывалось занять место в центре города, на улице, которая, разумеется, носила его имя, – а такая улица имелась во всех городах, – все сразу понимали, что это хорошая школа. Если же учеников размещали в отдалении, на периферии – как было в моем случае, – значит, школа не считалась хорошей.

Заледеневшими руками мы толкали девчонок, дергали их за волосы, пинали друг друга, как обычные мальчишки. Взглядом я искал Снежану, которая была моим Тито. Мне больше не было стыдно. Я был готов обсудить с ней все проблемы, которые возникли у нас в отношениях. Наша учительница, метившая на место директрисы школы, привела наш класс первым на предназначенное ему место. Поэтому мы первыми выстроились в шеренгу. Я дернул за волосы некую Амру, которая заплела их словно крендели булочника Кесича. Когда я сказал ей, что она похожа на дочь булочника, она возразила:

– Мой папа – журналист. Не тот, кто продает журналы, а кто пишет в них статьи.

В этот самый момент мимо нас прошествовал 1 «Д» класс. Снежана Видович видела, как я дернул за волосы Амру. Она посмотрела на меня с легкой улыбкой, и издали мне показалось, что она что-то прошептала, прежде чем исчезнуть в толпе. Мне показалось, что она сказала «Я тебя люблю», но я не был до конца в этом уверен. В тот день дул сильный ветер, и возможно, мне просто все привидилось. Позже начался дождь, перешедший в мокрый снег, прежде чем превратиться в привычную сараевскую изморось.

Внезапно напряжение, вызванное неминуемым появлением товарища Тито, усилилось еще больше. Перед нами пронеслась вереница гудящих «мерседесов» и обрызгала нас водой. Я ошеломленно озирался по сторонам, в то время как толпа аплодировала и размахивала руками.

– Но где же Тито? – спросил я учительницу.

Она дала мне подзатыльник.

– Там, глупый, ты что, его не видишь?! – прошептала она с затуманенным взором.

Моя учительница рассердилась, что я задал ей такой глупый вопрос в тот момент, когда ее экстаз достиг апогея. Тщетно я вставал на цыпочки, пытаясь разглядеть маршала Иосипа Броз Тито, в то время как последний автомобиль удалялся в сторону Баскарсии. Так я впервые не увидел Тито.

Некоторое время спустя полковник Видович, брови которого напоминали жестяные навесы, получил приказ о переводе в Словению. И моя первая любовь, Снежана Видович, так и осталась, на языке квартала Горица, «незавершенной любовью».