Эмир Кустурица - Эмир Кустурица. Где мое место в этой истории? Автобиография

– Я не выпью больше ни капли, а ты сядешь на диету, – объявил он.

Моя тетя, пришедшая было в восторг от того, что ее муж собирается бросить пить, моментально встревожилась при мысли, что отныне ей придется следить за своим питанием:

– Ты же знаешь, Адо, я ем как воробышек!

Дядюшка Адо остался непреклонен:

– Значит, не будешь есть вообще, даже как воробышек, посмотри, какая ты толстая. Отнеси все деньги в банк, положи их на сберегательный счет на два года, пока кризис не минует.

Моя тетя сделала все так, как велел ее муж. Но уже на следующей неделе Аида и Сабина с воплем ворвались в комнату дедушки:

– Папа бьет маму и требует, чтобы она забрала деньги из банка!

Дедушка утихомирил эту ссору, как и множество других в доме номер два по улице Мустафы Голубича.

Когда дедушка возвращался с работы, мы всегда радостно бросались ему навстречу. Он приносил нам сливы, инжир, все эти маленькие гостинцы, которые мог себе позволить государственный адвокат. Я был не так близок с дедушкой, как Эдо, и испытывал по этому поводу ревность. Но их особые отношения объяснялись тем, что они жили под одной крышей. Я сблизился с дедом в тот период, когда он научил меня свистеть. Все считали, что его любимая песня – «Муйо подковывает коня под луной», тогда как в действительности он обожал песню «Битлз» « When the saints go marching in… ». Но он быстро заметил, что я не на шутку разошелся и мог насвистывать до поздней ночи.

– Не свисти ночью в доме, разбудишь дьявола! – одернул он меня.

Чтобы хоть немного развеселить нашу больную Мать, он говорил ей:

– Старушка моя, я побрился, сегодня вечером колоться не буду.

Однажды мы с Эдо обнаружили его неподвижно лежащим на балконе и разглядывающим фотографии обнаженных женщин из журнала «Старт». Вся странность состояла в том, что выдранные из журнала страницы были развешаны на веревках посреди белья, сохнущего на солнце.

– Ты спишь, дедушка? – спросил я.

Он поспешно спрятал порнографический журнал под матрац и снял страницы с бельевой веревки.

– Смерть, мои дети, похожа на рубашку – всегда висит на спине! – заявил он.

Я не улавливал связи между обнаженными женщинами и смертью, похожей на рубашку, но добавил:

– А еще больше – на майку, которая прилипает к спине.

– Малыш, у тебя правильные мысли, и что еще важнее, ты делаешь правильные выводы.

Это была шутливая сторона моего дедушки.

Его серьезная сторона проявлялась каждый вечер ровно в десять часов. В это время Акиф, брат моей матери, возвращался домой. За полчаса до этого дедушка входил в комнату детей, снимал пластинку «Битлз» со старого граммофона, который остался у нас после отъезда господина Фишера, бывшего владельца.

– Так, всем на горшок и спать! – объявлял он.

Когда я хвастался, что уже сходил в туалет, он отвечал:

– Сходи еще разок, это бесплатно.

Оберегать ночной сон своего сына Акифа, отца Дуни и Эдо, было для деда самым строгим правилом в доме. С опаской и почтением мы смотрели, как наш дедушка проверяет, все ли готово к приходу его сына. Акиф, работавший представителем фирмы « Philips » в Боснии и Герцеговине, был лично знаком с королевой Голландии. После войны он выпал из своего джипа и с тех пор страдал эпилепсией. Это была официальная версия. Мой отец не верил ни слову из этой истории с аварией. Он считал, что скрывать такие вещи от своих близких недостойно цивилизованного человека.

– Достоевский тоже страдал эпилепсией, и что с того? О подобных рисках следует знать заранее. Какие еще автомобильные аварии и прочая чушь?! Эпилепсия передается по наследству! – гневно говорил он, повторяя моей матери, что лишь чудом Эдо и Дуне не передалась эта тяжелая болезнь.

Кровать дедушки стояла рядом с дверью, соединяющей две комнаты: столовую, служащую спальней моим бабушке с дедушкой, и комнату их сына. Часто я тайком наблюдал за дядей Акифом, когда он направлялся в свою спальню. Однажды, спрятавшись за дверью комнаты, где жили Эдо, его сестра Дуня и их мать, я принялся подглядывать в замочную скважину. Я не заметил, что ручка двери опустилась и язычок уже не держит ее. Когда дверь открылась, я вывалился в коридор. Дядя, увидев меня распластанным на полу, приподнял свою шляпу, чтобы придать пикантности этой странной встрече, словно он приветствовал важную персону.

– Как дела, мой Эмир? – спросил он, погладив меня по волосам.

Я пожал плечами, он снова надел шляпу и вошел в свою комнату. Когда я спросил Эдо, почему его родители не разговаривают друг с другом, он ответил:

– Он считает, что она ему изменила, но она тоже знает, что он ей изменял. В итоге расплачиваемся мы с Дуней. Перед тобой, по крайней мере, он снял шляпу, меня он вообще в упор не видит, когда проходит мимо!

Теперь я понимал, что означала фраза дедушки: «Другие занимаются сексом, а я кисну в ванной!»

Граммофон господина Фишера находился в маленькой комнате, где Сабина и Аида проводили почти все свое время. Они слушали «Битлз» часами напролет и не пропускали ни одного концерта Джорджа Марьяновича. Однажды они взяли меня с собой на его выступление в Дом культуры полиции. Как они мне объяснили, Джордж доходил до экстаза к концу песни Адриано Челентано « Venti quarto mille baci! ».

– Стриптиз! Стриптиз! – кричала толпа.

Джордж снимал свой пиджак, раскручивал его над головой и бросал в зал. Это и был «стриптиз».

Вернувшись домой после концерта, Аида и Сабина исполнили специальный номер. Они вертелись на месте и жевали свою жевательную резинку. Они танцевали твист, наклоняясь вперед, выпячивая ягодицы, и обменивались жевательной резинкой, растягивая ее.

– Эти «Битлз» просто супер, песня «Мишель» – настоящий Тито! – восторгалась Аида.

– Господи, Аида, как ты можешь говорить такие глупости! – упрекнула ее Дуня.

– Почему глупости? Я просто говорю, что песня мне нравится. Как Тито.

– Но как ты можешь оскорблять Тито?

– Я его не оскорбляю, я говорю что песня – классная, совсем как Тито!

– Тито – это табу, о нем нельзя спорить, – вмешался один из квартирантов, так называемый Котник, который тоже находился в «возрасте полового созревания».

Он был партийным секретарем второго лицея Сараева и явно питал нежные чувства к Дуне. Я видел это по его очкам, которые запотевали, когда он смотрел на нее. Эдо недолюбливал его. Когда я позже спросил об этом свою мать, она не задумываясь ответила:

– Братья не любят, когда их сестры интересуются другими мальчиками.

– Но ведь сестра все равно не может выйти замуж за своего брата, так не принято! – воскликнул я, и мать посмотрела на меня с удивлением.