Алла Черных - Ритуалы и мифы медиа

Остановимся кратко на дальнейших этапах развития теории ритуала. Важную роль сыграла британская школа социальной антропологиию. Ее признанный глава Альфред Реджинальд Радклифф-Браун (1881–1955) в отличие от Дюркгейма, считавшего основой традиционного общества толпу [11] Это связано, очевидно, с тем, что именно в этот период выходят в свет знаменитые исследования Сципиона Зигеле «Преступная толпа» (1891), Гюстава Лебона «Психология толпы» (1895) и Габриэля Тарда «Толпа и публика» (1892) посвященные социологии и психологии толпы (массы). , рассматривает общество как социальную систему, отраженную в совокупном восприятия человеком внешнего мира, что означает переориентацию исследовательского поиска на выявление оснований сакрального в окружающей (общество) природе. Он выделяет ритуальную значимость особых отношений, возникающих между человеком и важными для жизнедеятельности племени определенными видами растений и животных. Подчиненность природного порядка социальной и культурной традиции проявляется, в частности в том, что некоторые виды животных и растений персонифицируются и представляются как предки/ или культурные герои, а также в том, что классификации животных и растений определяются социальными классификациями (каждый вид соотносится с определенной социальной группой) [12] Radcliff-Brown A. R. Structure and Function in Primitive Society. L., 1952. P. 10. . Сформулированная Радклифф-Брауном установка на поиск истоков ритуала в производственной деятельности человека, регулирующей его отношения с природой, и в социальной структуре, определяющей отношения людей внутри социума, является ныне общепринятой в этнографии и социальной антропологии.

Осуществленное Э. Дюркгеймом отождествление общества с Богом, а религиозного с общественным, как и забвение им индивидуального начала в обществе, стало предметом резкой критики со стороны другого представителя английской антропологической школы Бронислава Каспара Малиновского (1884–1942). Признавая «общественность», публичность обязательным условием и даже технической предпосылкой проведения ритуала, он считал необоснованным вывод о том, что именно общество – источник религиозных истин или их субъект. Малиновский дополняет сферу сакрального, вводя в нее еще одно начало – индивидуума, превращая ритуал тем самым в своеобразный «мост», связывающий человека и общество. Ритуалы, по его мнению, – инструмент решения социумом своих проблем: вовлечения человека в круг общественных обязанностей и избавления его от стрессов, вызванных сменой статуса, страхом смерти и т. д. Так, погребальный ритуал нужен не столько для того, чтобы обеспечить покойному достойное будущее, сколько для избавления живых от страха смерти, являющегося дезорганизующей силой, которая ставит под сомнение общественный порядок, а также для того, чтобы помочь живым преодолеть ужас, вызываемый видом покойника; в свою очередь, ритуал плодородия формирует у дикарей уважительное отношение к пище, предотвращая ее напрасные траты; ритуал инициации помогают юноше стать мужчиной с его обязанностями, привилегиями и ответственностью, знанием традиций, умением обращаться с сакральными объектами. В целом же, по Малиновскому, ритуал выступает как «школа морали»: с помощью ритуала социум в состоянии обеспечивать бесперебойное функционирование социального организма и поддерживать необходимый социальный порядок. Тем самым снимается дюркгеймовское различие между магией и религией, и магическая практика трактуется как один из видов ритуала [13] Malinowski B. The Functional Theory // Malinowski B. A Scientific Theory of Culture, and Other Essays. Chapel Hill, 1944. P. 112. .

Идеи Малиновского оказали значительное влияние на творчество Мэри Тью Дуглас (1921–2007). Одна из важнейших ее работ книга «Чистота и опасность. Анализ представлений об осквернении и табу» (1966) [14] Douglas M. Purity and Danger. An Analysis of Concepts of Pollution and Taboo (1966). (Русск. пер.: Дуглас М. Чистота и опасность. Анализ представлений об осквернении и табу. М.: Кучково Поле, Канон + Пресс, 2000). . В центре ее – старый, но вечно актуальный вопрос сравнения между «мы» (европейцы) и «они» («дикари»), то есть вопрос о том, насколько обоснованно категорическое противопоставление первобытных и современных систем верований, получивший с легкой руки Люсьена Леви-Брюля обозначение «проблемы первобытного мышления». Как пишет сама Дуглас: «все те десять лет исследований для «Чистоты и опасности» я имела в виду задачу освободить так называемых первобытных людей от обвинений в том, что они обладают другой логикой и мыслят иначе. Представление о том, что существует особая, досовременная, ментальность, скорее всего следует из отношения к неудачам и несчастьям. Современный человек, согласно этому представлению, ведет свои рассуждения от результата назад, к материальным причинам; первобытный же человек рассуждает от неудачи к духовным существам… В «Чистоте и опасности» реабилитируется рациональное поведение первобытного человека: табу оказывается не чем-то непостижимым, но вполне разумным желанием защитить общество от поведения, его разрушающего» [15] Douglas M. Risk and Blame: Essays in cultural theory. L.: Routledge, 1992. P. 3–4. . Господствующие представления о чистоте и осквернении, относимые исключительно к примитивным верованиям, на деле являются частью свойственной каждой культуре системы классификаций, лежащей в основании социальной структуры. Дуглас, отталкиваясь от идей Эмиля Дюркейма и Марселя Мосса («О некоторых первобытных формах классификации»), понимает поведение, связанное с представлениями о нечистоте (грязи), как реакцию, «отторгающую любые предметы или идеи, не отвечающие или противоречащие значимым для нас классификациям», что означает восприятие подобных феноменов как опасных.

Ритуалы в таком контексте (и здесь Дуглас идейно близка взглядам ее коллеги Виктора Тэрнера) « создают реальность, которая без них превратилась бы в ничто. Не будет преувеличением сказать, что ритуалы для общества значат больше, чем слова для мысли, Потому что очень возможно сначала обладать знанием, а потом найти для него слова. Но социальных отношений без символических действий не бывает» [Курсив мой. —А.Ч. ] [16]. 16 Дуглас М. Чистота и опасность. С. 100.

В дальнейших своих работах Дуглас, а также такие ее коллеги и современники совершили важнейший теоретический акт – показали возможность переноса исследований ритуала на современное общество.

Ритуал в его современном значении несет на себе отблеск религиозного действия как выражение высших ценностей, принадлежащих иному измерению и обладающих иным онтологическим статусом. Поэтому ритуальным можно назвать действие, определяющей характеристикой которого является не практическая потребность (необходимость), но символическая насыщенность. Ритуальный статус сообщает простейшему бытовому факту особую серьезность, строгость, напряженность, причем эта строгость является для человека, осуществляющего ритуал, не внешней формой, а сущностно значимым элементом. Практическое действие становится ритуальным, когда его начинают выполнять вне зависимости от того, необходимо ли оно с точки зрения здравого смысла или какой-либо практической необходимости.