Ольга Юречко - Донатас Банионис. Волны Океана Соляриса

Донатас Банионис! Пытаюсь уловить что-то знакомое во взгляде, вспоминая его героя Криса Кельвина. Приветливая улыбка. Доброжелательность. Испытываешь робость, волнение, разговаривая с ним. Потом все проходит. В первую минуту знакомства удивляешься голосу, ведь мы, зрители, соотносили его голос с голосом актера-дублера. Непривычно-незнакомый, чуть резкий, мгновенно изменяющий восприятие того человека, которого я столько раз видела на экране. Я в одной из комнат, похожей на кабинет. Присаживаюсь на диван. Перед глазами шкафы, заполненные книгами. На стенах комнаты – картины, фотографии… Стесняюсь рассматривать их. Привлекают внимание фотопортрет знаменитого режиссера и двойной портрет самого актера, нарисованный художником. Сколько же ему здесь лет? Предположительно пятьдесят. Кажется, мое волнение передается женщине рядом с ним. Слушаю его рассказ о съемках у Тарковского, рассказываю о своем путешествии… Двадцать минут общения, но могла ли я тогда подумать, что через год буду стоять на пороге его квартиры с тем же ощущением нереальности всего происходящего и какой-то предопределенности.

…Пора уходить. Подарила Донатасу красивую салфетку, поблагодарила за творчество, пожелала здоровья. В комнате и во дворе дома, рядом с огромной клумбой цветов гортензии фотографируемся на память, прощаюсь.

– Есть ли вам где переночевать? – спросил Донатас.

Что я могла сказать? На автобус опоздала. Где ночевать, не знаю.

– Все нормально. Не беспокойтесь. До свидания.

«Или прощайте!» – подумала я.

Завернула за угол дома. Постояла у его стен. Ком подступил к горлу. В эту минуту я рассталась с мечтой, потому что она сбылась. Собравшись с силами, поехала в сторону вокзала и оказалась у православного монастыря. Когда-то, в давние времена, монахи давали приют странникам. Может быть, и мне повезет?

– У нас принимают только паломников. Почему вы не в гостинице?

– Негде оставить велосипед. Опоздала на автобус. Извините, может, я какую-то работу сделаю?

– Идите за этой женщиной, она покажет вам комнату.

Я закрепила на замок свой велосипед у дальней ограды монастыря, в комнате положила вещи у тумбочки, и мы с Иоанной отправились полоть клумбы. Потом почистили картошку в трапезной. Меня накормили ужином.

…Утром я уехала на автобусе домой, храня в памяти воспоминания, а в блокноте листок с адресом и открытку с автографом: «НА ПАМЯТЬ О ПРИЯТНОЙ, ХОТЯ И НЕОЖИДАННОЙ ВСТРЕЧЕ. ЖЕЛАЮ СЧАСТЬЯ».

…Для меня счастье – это мои дети и мое желание, чтобы они всегда были рядом. Я беспокойная родительница. Пока дети не выросли, не отпускала их от себя ни на шаг. Столько опасностей вокруг: лес, речка, озеро, чужие люди: «Не садитесь в машину к незнакомцам, не уходите далеко от дома, не ныряйте на озере». Не… не… не… Замучила нравоучениями. Им же, как и всем любознательным мальчишкам, хотелось свободы. Что это за детство без походов на речку, да и какими могут быть мальчишки, если не фантазерами и непоседами. Меня радовало то, что они росли добрыми и независтливыми, не жадными. Но учиться ленились. У Максима склонность к музыке, у Сережи к рисованию и пению. Старший сын дружил с бабушкой, младший – с дедом. Дед учил его петь старинные романсы, которые исполнялись вдохновенно и со знанием дела, и еще Сережка хорошо рисовал. Помню, какое потрясение я испытала, увидев его рисунок старого деревенского дома. Ощущение фактурности бревен, фотографическая точность изображения и в то же время какое-то недетское проникновение в суть изображаемого. Максимка поступил в музыкальную школу. В доме зазвучало пианино. Одно время я не верила в его способности. В музыкальной школе больших успехов не было, не бросил бы занятия. Но я ошибалась. Погруженная в материальные проблемы семьи: накормить детей, одеть, обуть… многое не замечала. Глубокий интерес к литературе и, со временем, к музыке у Максима.

«С детства, сколько себя помню, я читал. Все, что было дома, приличная библиотека, или брал у друзей», – написал он в своем дневнике. Эти записи я нашла недавно, перебирая в доме его бумаги. Сережа спросил у меня:

– Мама, знаешь, с какой книгой Максим не расставался в последнее время?

– «Мастер и Маргарита»?

– «Герой нашего времени».

«Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился? А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные».

Почему Лермонтов?

Обостренное чувство восприятия мира.

Ранимость.

Разочарование в людях.

Внутреннее одиночество.

Пытливый ум.

«…И не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно».

Из дневника сына:

«Сажусь за пианино. Долго думаю, не решаясь положить руки на клавиши. Потом нажимаю на ля минор. Именно такое щемящее чувство будит во мне осень. И вот я уже не замечаю, как начинаю играть какую-то ненавязчивую грустную мелодию…»

Максим играет на пианино. Устраиваюсь в уголке комнаты. Слушаю. Как у него так получается выразить свое настроение, душевные переживания, что я чувствую это? Когда дети были совсем маленькими, укладывая их спать, я пела им песни или ставила пластинки с музыкальными сказками. Максим долго не засыпал. Одна сказка, другая… все не спит. Может быть, из тех времен эта эмоциональная отзывчивость в нем?

– Сыграй, пожалуйста, «Над радугой». Никак не запомню имя исполнителя песни.

– Камикавивооле.

– Я запишу.

– Мам, послушай вот это. Тебе понравится. Музыка стала частью нашей жизни. Я готовила мероприятия в школе, а Максим помогал мне, исполняя по памяти классику и произведения современных зарубежных композиторов. Первым таким произведением, сыгранным им для аудитории, стал саундтрек к фильму «Секретные материалы».

В одном из велопробегов по Европе участвовали и мы. В машине сопровождения везли электропианино, учитель музыки, Кристиан, вечерами играл на нем, и Максимка присоединялся к нему. В протестантской церкви немецкого городка Максима попросили исполнить на органе « Аве, Мария» Шуберта. Я очень волновалась тогда за него. Получится ли хорошо сыграть без нотного текста? Получилось. Люди благодарили его, и я чувствовала себя счастливой. Я гордилась им. После развода у меня появился комплекс вины за то, что дети остались без отца. Причина разрыва отношений – абсолютно разные интересы и жизненные установки. У него, как оказалось, сорок дорог, у меня одна – к детям. Раньше я не понимала этого. Заморочил мне голову выдуманными историями о своих благородных поступках, я и поверила. В реальности же благородство оказалось показухой. Какое-то время переживала – потом успокоилась. Со временем осознала, что и переживать-то было не за кого: ни отцовских чувств, ни ответственности за судьбу детей. Если быть справедливой, то надо бы выслушать и другую сторону. Нашлась бы и у него какая-то своя правда, как говорят в таких случаях. Дети всегда поддерживали меня в трудных ситуациях. «Мама, в тебе столько энергии, ты сильная», – говорили они мне. Сильная? Но эта энергия разрушала меня.

Читать дальше