Владимир Ильин - Напряжение на высоте

Го Юнксу не был идеалистом. Просто он отлично понимал, что старейшинам тоже нужно серебро – и гораздо больше, чем можно себе представить. Их интриги перекрывали целый континент, спеша обнять планету, – суммы затрат выходили чудовищные. А вот если изъять десяток-другой поместий, почистить клановую элиту, перераспределить финансовые потоки, то выходило чуть легче.

На этом фоне Го Юнксу, пообещавший повысить собираемость сборов на границе, если ему будет дарована честь этим заняться, зашел как герой – под общее одобрение.

Кого-то казнили, кто-то откупился от старейшин, затаив на новоиспеченного генерала зло. Но показателем все равно стало то, что мудрый покровитель впервые пришел к Го Юнксу с богатым подарком и говорил как с равным.

Жизнь на вечно расширяющихся границах княжества не стала легче, но деньги теперь шли прямо к старейшинам, и те полагали назначение весьма успешным.

К седьмому десятку лет Го Юнксу войдет в их круг, купив место безвременно ушедшего предшественника. Для циничного старика, окончательно уверившегося, что все в мире имеет цену – от куска хлеба и неприступной красавицы до высшего кланового поста, это станет моментом, когда он сможет выдохнуть и вписать свое имя в те хроники, которые некогда прочитал.

Потом к нему придет старая ведьма, ведавшая женским дворцом Го, и довольно подробно растолкует, что они не бандиты, а все-таки семья. У них есть принципы и высшая цель, есть вера и служение. И если об этом забыть – можно не проснуться следующим утром. Слова иногда весьма убедительны, если произнесены, когда толстая спица почти вогнана в сердце, Силу не чувствуешь, а беседу предлагают строить, моргая: один раз – «согласен», два раза – «желаю умереть». Го Юнксу согласится со всем и предложит ей денег, а она не возьмет, чем вгонит в шок и трепет куда больший, чем при угрозе собственной жизни.

От некоторых планов по захвату власти придется временно отказаться; некие узлы – распустить; кое-каких должников – великодушно простить; а вот до природы и сути одной старухи – докопаться, чего бы это ни стоило. Хотя денег в этом случае отчаянно не хватало, потому что говорить приходилось с другими старейшинами. Денег вообще ни на что не хватало категорически – и те денежные реки, что шли снизу вверх клановой иерархии, ныне доставаясь ему, на самой вершине казались жалкими пересохшими ручейками. Куда больше можно было получить за помощь кому-нибудь из главной семьи, вечно делящим огромные клановые территории. Или же от соседних ванов, которые смиренно просили оказать влияние на главную семью. Отдельной статьей шли просьбы других старейшин – там, кроме денег, можно было смело просить ответную услугу, если те сами изначально не предлагают достойный обмен.

Так что не только из-за денег Го Юнксу помог спровадить юродивую Го Дейю новому хозяину. Ему пообещали приоткрыть завесу тайны старой ведьмы, след прокола спицей которой не желал заживать на груди.

Сделка на первый и второй взгляд выглядела выгодно и не имела подводных камней – обратившегося к нему старейшину тоже использовали втемную. Главная семья клана что-то крутила со старым долгом, пытаясь заплатить князю Вииду неликвидной кровью, но, отдавая даже дурочку, отравленную бессердечными родственницами, стоит помнить о гневе ее отца и затаенной ненависти матери. Принять на себя удар и первым взять слово о правильности этого шага – довольно опасная роль. Но Го Юнксу осознавал, что это как раз тот случай, что не согласись он – деньги заберет кто-то еще. А тайна старухи в очередной раз пройдет мимо него.

С тайной, надо сказать, не обманули – та стала гораздо ближе. Она явилась к нему сама.

Явилась и до рассвета смачно описывала его тупоумие и ничтожность, жалкие попытки мыслить, оставаясь земляным червем в навозной куче. Подсчитывала количество раз, когда Го Юнксу в детстве роняли башкой о камни. Проходилась по его родовой книге, всякий раз отыскивая там не благородных Го, а помесь бабуина и лающего шакала, безмозглой медузы и… И всякий раз Го Юнксу было желательно согласно моргать ресницами, потому что спица, казалось, уже почти касалась сердца своим острием.

Из-за тупизны некоего старейшины древнему врагу клана досталась гений в ранге «учитель», введенный во все тайны семьи. За одно это она желала ему кое-что отрезать, чтобы ставший тонким голос всякий раз напоминал ему о собственной тупости, когда он решит вновь открыть свой рот.

Пожалуй, он проклинал бы ту ночь, если бы не похороны наутро другого старейшины, что принес ему деньги и обещание тайны за помощь. Говорят, возраст и сердце – да только гроб на погребальном костре был отчего-то закрытый.

Две недели спустя его настойчиво пригласили попутешествовать в Москву – в компании известной ему старухи и пары ее воспитанниц. Рекомендовали придумать те слова, из-за которых некая Го Дейю пожелает вернуться.

Первый вариант с текстом: «Быстро в машину!» был забракован. Говорят – дева горда и злопамятна. И самое страшное – она больше не часть семьи, и может просто взять и уйти.

Но секреты семьи не могут вот так взять и обрести свободу. В этот момент стоит вспомнить, что дева – в ранге «учителя» и многозначительное «официально» от старухи перед произнесением ранга. Значит, нужен кто-то, кто способен заблокировать небо по праву старшинства и силы, чтобы дева не наделала глупостей. Го Юнксу был таковым, как и все старейшины в семье, – не одни только деньги привели его на нынешний пост…

Поэтому за окном и была чужая страна, а в сердце – раздражение.

Хотя последнему больше виною суета с пересадкой с самолета на поезд, едкие запахи свежей краски и какие-то дикие порядки на железной дороге: оставалось полторы сотни километров до Москвы, когда два их вагона отстегнули на станции и деловито стали пристыковывать к товарному составу.

На логичное и раздраженное предложение объясниться, высказанное охраной делегации Го, им продемонстрировали железнодорожную накладную с красными печатями, по которым их действительно должны были прицепить к другому локомотиву. Угрозы страшными карами, поднятый до крика голос и ломаный русский язык не привели ни к чему, потому что у охраны не было другой накладной. Тогда старейшина вышел из поезда сам, написал повеление от руки и припечатал личной печатью. Печать была сине-зеленой, а не красной, на что ему деловито указали. Тут принимали только красные, железнодорожные. Да и вообще их уверили, что нервничать совершенно не нужно – этот состав тоже едет в Москву, на Казанский вокзал.

Ну да, соседство будет не самое лучшее – открытые платформы с бесформенным грузом, накрытым тентом, да и вагона-ресторана нет. Но это ведь всего на пару часов – выяснять и ругаться затянется на гораздо больший срок, поскольку товарняк придется отпустить по графику, а следующий пассажирский надо согласовывать. Тем более в накладной действительно их номера вагонов, а на локомотиве – правильные цифры из нее же. В конце концов, вон там стоят такси… Пока они спорили, позади них прицепили еще пару платформ, и ситуация стала патовой.