Олег Бондарев - Жажда

– Смерть Зверя напитает Символы нашей Жажды подлинной благодатью!

Вебер легко, как пушинку, подхватил ещё хрипящего Коллекционера, перевернул его и понёс, орошая Круг свежей кровью.

– Жажда требует!

– Да! – Внутри у Зорана стало сладко-сладко.

Жажда требует! Жажда зовёт, и только смерть способна напитать её. Жажда есть и цель, и смысл. Жажда есть жизнь.

– Жажда требует повиновения!

– Мы повинуемся, – повторил Зоран.

– Жажда требует крови!

– Мы приготовили жертвенного зверя!

Вебер швырнул опустевшего Коллекционера в сторону и подвёл к символу Перехода Смирнова. Тот выл, но не вырывался, будучи скован заклинанием пут.

– Жажда требует смерти…

Острый, как бритва, клинок ритуального ножа режет горло маньяка, и Вебер вновь отправляется в путь, насыщая Символы новой кровью.

– Приди к нам!

Корнюшин разводит руки в стороны и замирает.

– Приди, – повторяет Зоран, отползая с символа Слуги. Зоран чётко знает свою роль.

– Приди, – шепчет Виктор, вытрясая из Смирнова последние капли крови. После чего бросает тело рядом с Коллекционером и тоже отступает от нарисованных на земле Символов.

– Приди!

И огонь охватывает Круг.

Несколько секунд пламя пляшет, пожирая окропившую символы кровь, а затем яростно, словно истомлённый жаждой зверь, набрасывается на стоящее в центре дерево. Сразу – со всех сторон. Сразу – жестоко. Пламя схватывает древний клён так, словно не полное сил дерево возвышается в центре поляны, а сухостой, только и ждавший поднесённой спички. Пламя схватывает его, образует шумный огненный столб, безумным вихрем поднявшийся к небу, через минуту рассыпается миллиардами яростных искр, и когда раскалённая метель оседает, вместо роскошного древа в центре поляны оказывается чёрный обелиск, украшенный причудливыми письменами.

– Камень! – всхлипывает Корнюшин. – Мой Камень!

И опускается на колени, следуя примеру чуда и люда.

– Бей его!

– Не жалей!

– Ногами!

– Вызывайте подкрепление!

– Немедленно разойдитесь!

– Смерть ментам!

На улице дрались…

Нет, пожалуй: на улице ДРАЛИСЬ. Все со всеми, и каждый против всех. Простые прохожие с бандитами, женщины с мужчинами, подростки друг с другом, а все вместе – с полицейскими, которые ещё надеялись привести людей в чувство.

Но с каждой секундой надежды таяли, как снег под солнцем.

Потому что они уже давно начали применять водомёты и резиновые пули и успели убедиться, что спецсредства не помогают: люди не боялись. Не боялись ничего. Люди хотели только одного – убивать.

Посреди улицы горел перевёрнутый патрульный внедорожник. Напротив него – рейсовый автобус со спущенными шинами, похожим на решето корпусом и выбитыми окнами. Несколько минут назад здесь произошла перестрелка: полицейских зажали в огненные тиски с двух сторон, и автобус случайно попал под огонь. Потом явился спецназ, и напавшие на блюстителей порядка горожане разбежались.

Раненых и три трупа унесли, а машины продолжали гореть.

– Да? – тихо произнёс Томба, поднося к уху зазвонивший телефон. – Я слушаю.

Он не сводил взгляд с горящей машины.

– Это Терс.

– Слышу.

– Как дела у тебя?

– Нормально…

– Правда?

– А ты как думаешь?! – резко и неожиданно, без всякого предупреждения взорвался шас. – У меня всё плохо, Спящий тебя умой! У меня под окнами стреляют! Челы окончательно рехнулись: бегают по улицам и дерутся! Что происходит?

– Не открывай никому дверь, – посоветовал хван.

– Без тебя знаю.

Помещение ломбарда было отлично защищено магией: невидимые стены защищали от ударов и взрывов видимые, каменные; особое усиление приходилось на дверь и окна, способные выдержать пулемётную очередь в упор; но её не должно было случиться, поскольку мощное гипнотическое поле «Ничего особенного» заставляло спятивших горожан старательно отворачиваться от ломбарда. С другой стороны, Магар видел, что нынешние беспорядки не имеют ничего общего с погромами: челы не грабили и не мародёрствовали, они просто убивали друг друга. Причём абсолютно бессистемно: не «чёрных», не «белых», не полицейских, а всех, кто попадался на пути. Объединялись в группы, чтобы справиться с сильными противниками, и с яростью набрасывались друг на друга после победы.

Они хотели убивать.

Ничего больше.

– Я постараюсь всё уладить, – негромко пообещал хван.

– Что «всё»?

– Кажется, я знаю, что происходит.

– Ад!

– Нет – артефакт.

– Какой артефакт? – похолодел шас.

– Я сейчас на Зелёном острове, – сообщил Терс. – Корнюшин погрузил на грузовик здоровенный чёрный обелиск, напоминающий египетский…

– Чёрный? – упавшим голосом переспросил Магар.

– Да… – Четырёхрукий прекрасно считывал эмоции по голосу и сразу понял, что шасу что-то известно. – Рассказывай!

– Я…

Но закончить Магару не удалось: в трубке затрещало, зашуршало, защёлкало, на линию обрушились помехи и слышно стало через слово.

– Я…

– Что ты?

– Я… – Томба с отвращением посмотрел на трубку, но снова поднёс её к уху. – Ты меня слышишь?

– Главное – не покидай дом! – прокричал хван, сообразив, что связь вот-вот оборвётся. – Понял?

– Обелиск – это Камень!

– Что?

– Камень!

– Не покидай дом! Ты понял, Магар?! Не поки…

Соединение прервалось, и Томба громко выругался:

– Проклятие!

Попробовал ещё раз, но тщетно: телефоны в Ростове умерли.

Где хван – неизвестно.

Но он успел сказать главное: сообщил, из-за чего сыр-бор – что древняя легенда оказалась реальностью, и получается…

«Бом-м!»

Шас положил телефон на стол, вздохнул и повернулся.

Полночь. А значит, будет двенадцать ударов, следующих друг за другом через короткие промежутки. Ровно двенадцать. Не больше и не меньше.

Магар выслушал их все. Каждый. Выслушал молча и, как могло показаться со стороны, совершенно равнодушно, поскольку ни один мускул не дрогнул при этом на его лице.

«Бом-м!»

В двенадцатый раз сообщили часы:

«Бом-м!»

В двенадцатый раз отозвалось в душе шаса.

Он подождал немного, словно надеясь, что артефакт продолжит подавать голос, затем снова вздохнул, сунул руку под прилавок, вытащил увесистый молот, усиленный парой особенных заклинаний, и решительно направился к двери.

– Чего вы хотите?

– Крови!

– Чего вы хотите?!

– Крови!!

– Чего вы хотите?!!

– Крови!!!

– Зачем?

– Утолить нашу Жажду!

– Дети мои, – умилился Корнюшин, вскидывая руки в благословляющем жесте. – Славные мои дети…

– Крови!

«КамАЗ» медленно ехал по обожжённым улицам города, и при его появлении, как по волшебству, прекращались драки и насилие. Озверевшие горожане переставали бить и стрелять, опускали дубинки и велосипедные цепи, торопливо добивали тех, кто ещё дышал, и радостно бежали навстречу машине.